Сибирские огни, 2004, № 11

АНАТОЛИЙ БАЙБОРОДИН sgtffy, УТОЛИ МОИ ПЕЧАЛИ заикнулся про тележку, как Лилька Пугачиха сразу и выговорила недетским, сварли­ вым голосом: — Сломалась тележка!..— потом проворчала, похоже, с родительского голоса: — Ходите, просите, самим надо иметь. У нас не магазин железный... Бойко отчитав, нырнула с ярко крашенного забора в глухую ограду, откуда, про­ снувшись, удавленно и хрипло рыча, взлаял цепной пес, пытаясь пропихнуть в под­ воротню слюнявую морду. Иван брел домой очумелый, словно его неожиданно, ни за что, ни про что оплескали помоями с ног до головы. Как обычно припоздав, завертелся на языке, прожигая насквозь, хлесткий ответ: дескать, тебя, дева, понос случаем не прохватит с этих яблок?! — Господи ты мой, милостивый, куда же мы катимся?! — неожиданно в голос простонал Иван, хлопнув себя по лбу. — Ну, ладно, взрослый, порченый, а у ребяти- шек-то откуда такая зараза?!Это же страшно, коль уж дети, у которых и молоко-то на губах путем не обсохло, смалу порченные... Слава Богу, хоть наша-то Оксана не такая растет... Вот эдак Иван и признакомился с Лилькой Пугачихой, и больше ничего в их доме не одалживал; жили в соседях и другие хозяева... мир не без добрых людей. Потом он, конечно, смикитил, с чьего голоса пела Лилька Пугачиха. Отец ее, приземистый, корявый, с жарко пышущим, круглым лицом, так в деревне и прозыва­ емый Петя Красный, — встречаясь с Иваном возле водокачки либо на озере, где заливал бидоны водой и отвозил в люльке мотоцикла, — все пытался завести душев­ ный разговор, но красное, одутловатое лицо его, выдавая чуть притаенные помыс­ лы, так ехидно ухмылялось над ученой голытьбой, что у Ивана отпала всякая охота не то что по душам толковать, а и словцом перебрасываться. Лильку же, Оксанину подружку, Иван то жалел, то в сердце копилось глухое, мстительное чувство. IV — Почему ты все Пугачихе раздаешь!? — корил Иван дочь.— Надо же малень- ко-то поумнее быть. Сколько уже ручек перебрали, карандашей, тетрадок, — всё Лильке уперла. — Она мне тоже все дает, вотушки, вотушки! — снова огрызнулась Оксана, глядя в пол и едва сдерживая плач; но Иван, распалив душу, ничего уже не чуял, а лишь дивился настырности и непонятливости своей дочери, гадая при этом: и в кого она такая непутная уродилась?.. Да уж в мать, поди, в ее родову, — там непуть на непуте. — О-о-ой, ой! Не свисти, дорогуша, знаю я твою Пугачиху: за копейку удавит­ ся... Да Господь с ним, с клятым рублем, хотя мы с матерью еще деньги не печатаем, но надо же... надо же маленько-то беречь свое. Люди за копейку горбатятся, надо же это понимать, беречь... А что вы с Пугачихой сегодня дома утворили?! Та, зараза, хитрая, к себе-то шибко не зовет... — Брось, отец, пусть ребенок спокойно поест, потом будешь свои морали чи­ тать, — Ирина восстала за дочь, да поздно — Ивана понесло. — А-а-а, говори, не говори, все бестолку! Что в лоб, что по лбу!.. Меня, вон, отец пошлет куда, так в лепешку, бывало, расшибешься, лишь бы ему угодить. Гла­ зом, бывало, поведет, уже несешься сломя голову, а и сам, бывало, не ведаешь, куда и бежишь... А попробуй зубы выказать — уши с корнем выдернет. Вот и почитали, боялись... А нашей — слово, она тебе десять поперек, — Иван сердито глянул на понурую дочь.— Такие все, паря, умные стали, некого... послать, — он чуть было не сматерился. — Я такой-то был, уже во всю дома помогал. А нашу заставь-ка полы мыть?! А заставишь, так не рад будешь, — казарму можно выскоблить и вышоркать, пока она три половицы вымоет. Да и те надо перемывать, — грязь разотрет... Я 46