Сибирские огни, 2004, № 11

— Не озяб еще? — отец глянул через плечо на сына. — Не, не, не замерз, — суетливым голосом отозвался Ванюшка и часто замотал головой, — так дворовая собачушка при виде хозяина преданно и счастливо машет хвостом.— Теплынь же стоит. — Но-но, ладно... Тут до деляны рукой подать, считай приехали... Ванюшка радостно чуял — отец не прочь посудачить с ним, чтобы потешить парнишку своим отцовским вниманием, а заодно вроде и окоротить дорогу, но не ведает он, про что толковать с малым, с какого края потянуть дорожную беседу. Отец редко пускался в долгие говоря с Ванюшкой; обычно что-то на ходу проронит — спросит по хозяйству, укажет, — вот и весь разговор. А нынче... Парнишка, чтобы не упустить эдакое счастьице — разговор с батяней, заполошно рылся в памяти, отыс­ кивая ключик-родничок, из коего бы, ласково и согласно журча, потекла вольная беседа. — Папка, нам в школе про Русь говорили... А где она, Русь? — Русь-то? — отец улыбнулся, в диве покачал головой. — Русь... Русь, она, паря, кругом. Ты же русский, на русской земле живешь, — вот тебе, паря, и Русь. Отец умолк, задумчиво оглядывая наплывающий в глаза березнячок, осинни- чек, а Ванюшка торопливо прикидывал, что бы еще спросить. — Папка, а весной здесь много будет почек на березах? Отец вопросительно покосился на сына. — Маркен мне, Шлыковский, говорил, что их можно собирать, — затрещал Ванюшка, — потом маленько подсушить и в аптеку сдавать на деньги. А чо, ежли целый-то куль набрать, много денег дадут... Весной мы, папка, пойдем с Маркеном почки собирать. Может, и Паху Семкина возьмем... — Куда деньги будем складать?!— усмехнулся отец.— Куль надо поболе шить — крапивный... Маркен тебе насвистит с три короба, а ты слушаешь, как Арина, рот разиня. Отвалят там, ага, за ваши почки — карман пошире доржи. Ты лучше матери дома подсобляй, не забывай, вот это дело... Ванюшка почуял, что брякнул невпопад, и опечалился, но отец, забыв несчаст­ ные почки, покачал головой, вздохнул, припоминая: — Я такой-то был... или двумя годами старше... так меня тятя одного в лес отправлял по жерди. Либо с браткой, Царство ему Небесно. Тоже от горшка два вершка... Чуть живые, бывало, аж под потемки домой ворочались. За стол сядем и на ходу засыпам. Вроде, уж ложку поднять не можешь, вот до чего бывало, ухайда- кашься... Отец говорил, грустно покачивая головой и будто усмехаясь над своими словами, с пристальным прищуром всматриваясь в лесную глубь, словно где-то там, среди снежных суметов, нарождались далекие, утратившие горечь, отрадные виденья. — А намерзнешься-то за день, как собачонка. К печке прижмешься — и никако­ го согреву. Раз вот так приехали с браткой, дрова приперли на двух санях, и тоже до костей прозябли — зуб на зуб не попадат, да на бединушу еще и топор в дороге посеяли. Устали, рук, ног не чуем, да ись охота, как из ружья. Но, маленько отогре­ лись, почаевали, и велел тятя топор искать. Без топора, говорит, и на порог не пущу... А уж смеркаться зачало... Зло нас разбират, а чо делать, пошли; тяте слово поперек скажи,— тут же бича схлопочешь... Чо делать, потопали с браткой пешкодралом — коней-то уж выпрягли, да и не дал бы тятька коня, и так заморился... Топаем, а сами чуть не плачем, — такие же были, либо чуть поболе, — и тятю всего изкорили. А уж темнеет... Но подфартило — встречь Гриня Байбородин едет, дрова везет... Он нам братаном доводился... «Куда это, — бает, — на ночь-то глядя?» Ну, мы и обсказали, а сами-то уж чуть не ревем ревмя — парнишки же были. Тут он наш топор-то и достает, по дороге подобрал... Ладно, братан нашел, то чужой-то еще отдал бы, не отдал, Бог его знат... Сердитый был тятя у нас, Царство ему Небесно... Тогда норови­ ли обмануть его, а теперь бы в ножки упали: робить путем да беречь свое не прива­ дишься, — всю жизнь потом, бестолочь, маяться будешь... АНАТОЛИЙ БАЙБОРОДИН УТОЛИ МОИ ПЕЧАЛИ