Сибирские огни, 2004, № 11

АНАТОЛИЙ БАЙБОРОДИН -Jtfjy , УТОЛИ МОИ ПЕЧАЛИ За столом, когда сытых ребятишек турнули в горницу, мать решила: — Надо в деревню перебираться. Чо там ребятишки одни будут?! Отец уж пусть тут пока, а летом еще поживем, да и кочевать будем. На будущий год и Верку надо в школу отдавать... — Ясно море, надо тебе, мать, домой возвращаться, — согласился Илья. — А мы с Фаиной пока в тепляк деда Кузьмы закочуем. Уж и по рукам били... А летом, либо к осени угол дадут, — фатеру уж под крышу подвели. — Ты, парень, тоже не придуривай. А сошлись, так и живите ладом, по-божес­ ки. Хва, поди, гулять-то... — Фая все манит в Иркутск, а мне не охота трогаться... — Верно, — поддержал его Иван Житихин. — Чего попусту дергаться?! Тут все родно, все свое, а там ... Хвали заморье, а сиди дома. Хорошо там, где нас нету. Так что, Илья... Шыбырь, даже и не сомущайся... — Я чо, Иван, и талдычу ей: прижми, говорю, терку и не трепыхайся. Тут жили, жить будем, тут и похоронят... — Кого буровишь?! Похоронят... Окстись! — мать привычно перекрестилась. — Думай, кого говоришь. Долго ли беду накаркать... Выманил Илья у матери заначенный спирт — таила поясницу растирать — и, запалив керосинку с протертой до незримости стеколкой, выпил с Иваном за мать, потом развернул прихваченный из деревни баян, и в глухой лесничьей избе, непри­ вычная ей, хмельно и протяжно закачалась слезливая, застольная: Умру-у, в чужой земле заро-оют, Запла-ачет маменька моя-а. Жена найде-от себе друго-ого, А ма-а-ать... сыночка никогда-а... — По мне лишь бы дети мои жили по-божески, а больше ничо не надо, — прослезилась мать под сыновью песню. — Достались тебе, Ксюша, ребятишки, — Иван, обняв сестру, жалел ее в лад Ильюхиной песне. — Это кому сказать, не поверят: одинадцать раз с брюхом ходила, троих малыми оплакала, пятерых одна подняла... Петро воевал, после войны два года в отсидке... И теперь еще трое заскребышей... — Да, Ваня, уж, вроде, и вся моченька вышла... Не подыму, однако... — Подымешь... Ишо и внуков будешь нянчить. Кому, Ксюша, пироги да пышки, а кому ребятишки... Испила ты, сестрица, горьку чашу. А она и сладкая, — исполни­ ла свое бабье назначение, воздаст Господь милостивый... Да и будет кому на старо­ сти лет стакан воды подать... Ч а с т ь ш е с т а я I Легко скользили сани по волглому насту, и отец, не погоняя весело рысящую Гнедуху, довольно поглядывал на Ванюшку, гадая, о чем бы заговорить с ним. Вдумчиво и светло притих усталый, измаянный метелями молодой березнячок, перевел занемевший, смерзшийся дух, робко вдыхая предвешнее влажное тепло, протягивая к небу голые, отмягшие ветви, — от них на отвердевших и закоревших суметах волнами изогнулись ленивые тени. Березки, побойчее, вовсе отпотели, заин­ девели, закуржавели, как если бы у корней их развели нежаркие костерки, застившие их сизоватой, причудливой дымкой. Березы, повыше, склонили долу плавные шеи, свесили полурасплетенные, пушистые косы, и сквозь них— так и виделось — мерца­ ют девьи лица, смущенные нежданной негаданной оттепелью, не верящие своим глазам, недавно испуганным, забитым снежной порошей, а теперь тихо и сине свет­ леющим, игриво и влажно поблескивающим.