Сибирские огни, 2004, № 11
Ill Лохматый и беспородный дворовый пес Шаман кинулся за ребятишками, ра достно повиливая хвостом, обнюхивая и метя палисадники: дескать, здесь был я, пес Шаман. Выбежал кобелишко к степной поскотине и там задумчиво встал, при шибленно, виновато косясь на своего дружка Ванюшку и тоскливо оглядываясь назад, в деревню. Сколь потом не манил его парнишка, Шаман так и не стронулся, а как путники стали меркнуть в предвечерней мгле, развернулся и тихонько поры- сил домой. Вот уже далеко-далеко за ребячьими спинами, на краю синеватой степи, чу жеродно, неласково и редкозубо чернеют избы на отшибе села с торчащими в без ветрии хвостами вялых дымов; вот уже позади степная голь и корявая береза-бобыл- ка на увале, увешанная пестрым бурятским лоскутьем и конским волосом; вот уже брат с сестрой вошли в тревожно затаенный, предзакатный березняк, утопающий в волнистых суметах. Долго брели они лесом, выбиваясь из сил, не чуя ног, то громко переговарива ясь, бранясь, то горланя: Взвейтесь кострами синие ночи, Мы пионеры, дети рабочих... Они боялись молчать, боялись остаться лицом к лицу с вечерней сумрачной тишью; пели, говорили, отшугивая страх, что вместе с закатным морозцем крался под ребячьи телогрейчишки, знобил души. А уж из торопливо стемневшей, березо вой чащобы пепельным туманом наплывали сумерки, сжимая ребятишек стылыми, безжалостными лапами. — Дура я, дура, поперлась за тобой, мазаем,— захныкала Танька. — Сидела бы дома... — Ага, в углу бы торчала... — Не торчала бы. Всё из-за тебя, мордофоня. Мы бы с ней бравенько жили... Куда поперлась?! Мы уж, поди, и с дороги-то сбились... Сестра брякнула то, что уже червем, исподволь сосало Ванюшкину душу, но парнишка, чтобы сомнение не одолело, не обессилило, задиристо выкрикнул: — Ничо не сбились! Сама ты сбилась... Тут уже близенько... Через хребет пере валим и кордон... Ребятишки вышли в широкий пойменный луг, на краю которого, судя по долгой тальниковой гриве, извивалась оледенелая, заснеженная речушка. Посреди покоса уныло торчал под снежным малахаем зарод сена в жердевой огороже. Ни такого вольного покоса, ни речки до самого кордона, вроде, не должно быть, — прикинул парнишка, и сомнение теперь уже не сосало, а по-зверушечьи грызло душу. Да, похоже, сбились с дороги, что немудрено, если ближе к лесу от санного пути влево и вправо, словно сучья, отвиливали наезжанные проселки, и сколь раз замирали ребя тишки на росстанях, гадая куда править. «А может, и верно идем, — успокаивал себя парнишка. — Когда с отцом в деревню, ехали, вроде, и широченное поле было, и речку вброд переезжали...» Когда они перебрались через речушку, снова ступили в лес, потемки на глазах сгустились в темь чернее сажи, и смерк даже придорожный ерник, что ломают на метлы; и пошли брат с сестрой, ощупывая проселок катанками, но заступая и засту пая в рыхлый сумет. А кусачий мороз жег щеки, уши, и ребятишки, трясясь в ознобе, терли их овчинными варьгами. Выбившись из сил от страха и растерянности, опять занюнила сестра: — Привел куда-то, паразит. Говорила, что по другой дороге надо... Лучше бы дома сидела... — Да не вой ты !.. — шуганул Ванюшка сестру. — Тут уже малехо осталось. На гору подымимся... — парнишке приблазнилось, что темь впереди вздыбилась хреб тиной, — спустимся, вот тебе и кордон. 3 Заказ № 318 АНАТОЛИЙ БАЙБОРОДИН УТОЛИ МОИ ПЕЧАЛИ
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2