Сибирские огни, 2004, № 11

— Тетя Фая, ни-ичо тут не пойму... — Отвяжись от меня... тупица! Даже не оборачиваясь, зло отпихнула девчушку и угодила по губам, отчего верхняя вспухла и прилипла к носу. Танька, вскрикнула и, зажимая в себя рыдания, отскочила к столу. II Зарекалась коза не шастать по чужим огородам... Не отошло и недели, как выветрились из озорной Ванюшкиной головенки ночные зароки, не осилил искуше­ ния слабый человечишко; надыбал в буфете мешочки с черносливом и пряниками, ловко, на то и художник, срисовал затейливые молодухины узлы и, развязав их, вдос­ таль полакомившись, по рисунку и завязал. А тут еще один грех добавился... Учительница дотошно выясняла, кто бедно живет, тому выдать катанки и телогрейки, и нищеброды угрюмо затаились. — Что, уж бедных нету? — скривилась учительница. — Все богатые? Девчушка, что сидела с Ванюшкой на одной парте, замахала ручонкой. — Тебя записать, Аня Байбородина? — Нет... Вот Ваня Краснобаев бедно 'Живет. Без отца, без матери... Ванюшка тут же плечом и локтем смахнул Аню на пол, за что был выставлен из класса. Дома еще и молодуха высрамила: — Голь перекатная, а туда ж е... Лишние тебе были телогрейка с валенками... Вечером, когда обнаружилась недостача пряников и чернослива, на пустое брюхо торчал паренек под Марксом, в сыром, заиндевелом углу и, боязливо трогая уши, исходящие жарким полымем, вытянутые, как у осла, клял... ведьму!.. мачеху!.. моля ей скорой пропасти. Исступленно алкающая отмщения, долго не отходила душа, и бродила злоба ярой брагой, до сердечной боли распирая грудь, ища русло, чтоб выплеснуться. И на другой день, усевшись в горнице учить уроки, Ванюшка вырвал из тетради двойной лист и намалевал бедную молодуху в такой обличке, в какой даже прыщавые отроки постеснялись бы малевать в безбожно исписанном и продырявленном клубном нужнике. Со свирепым нажимом, чуть ли не вспарывая бумагу, ломая грифель, снова и снова чиня карандашный огрызок, намахал Ванюшка сухоребрую, голую бабу с раздоенно повисшими, как у древней козы-стародойки, унылыми титьками, потом щедро накудрявил низ тощего живота, а вместо ступней изобразил копыта; мало того, волхвитка, словно ожившая, взнуздала черного пса, закружилась над дере­ вушкой, испуганно приникшей к земле, обмершей в чарах волхвитских, правя на Лысую гору, где табунится клятая нежить. С осиной талией вышла молодуха и похожей на кусачую осу. Малюя страсти, завлекаясь художным рукомеслом, пар­ нишка утихомирился, степенно заштриховал подсвеченные месяцем ночные обла­ ка и четкие, печальные тени изб; а внизу коряво наскреб: «Наша маладуха — веть- ма». Выплеснул парнишка злобу на тетрадный лист, сунул его под книжки и, вроде успокоившись, прихватил пики, ледянки12 и уметелил на озеро. Через день, вернувшись со школы, еще не успел раздеться, как Танька, страш­ но пуча свои сызмала слезливые, скорбные глазешки, брызгая слюной, затарато­ рила: — Все, Ванька, тетя Фая придет, тебя убьет! Чернее тучи ходила... Ты чо натво­ рил?! Ой, дурак, ой, дурак... Ума совсем нету. Ты чо нарисовал, бессовестный?! Тетя Фая пришла на обед, стала книжки на комоде поправлять, листок и выпал. Ой, как она орала!.. На меня ни за чо накинулась... Побежала с картинкой к вашей учителке. 12 Л е д я н к и — дощечки с набитыми на них самодельными коньками, сидя на которых ката­ лись по льду, отталкиваясь острыми пиками. 31 АНАТОЛИЙ БАЙБОРОДИН УТОЛИ МОИ ПЕЧАЛИ