Сибирские огни, 2004, № 11
АНАТОЛИЙ БАЙБОРОДИН № УТОЛИ МОИ ПЕЧАЛИ — А тут еще бестолочи твои... Словом, выбирай: я или они? Илья крякнул в сердцах, поднялся и, прихватив подушку, собрался в тепляк; но напоследок жестко выговорил Фае: — Ты, мадам, ребятишек-то шибко не притесняй. К порядку приучай, работать по дому заставляй, но если еще раз узнаю, что ты их на ночь в угол ставишь, саму поставлю. Ясно море... А насчет — выбирай, таку меня выбор простой: ты у меня без году неделя, а они брат с сестрой. — Не любишь ты меня, Илья. — Любил бы залюбил, да любило приостыло. Так вот, Фаина Карловна! — отре зал Илья и ушел в тепляк. Когда захлопнулась дверь за братом, молодуха неожиданно тоненько, по-щеня чьи заскулила, потом зарыдала в голос, глуша рыдания подушкой; при этом все поминала маменьку, молила: — Маменька, миленькая, забери меня отсюда!.. Нет мне тут никакой жизни... Маменька, родненькая, и почему ты так далеко?! Кто мне присоветует, как жить?.. Кто утешит... Маменька, прости меня, дуру, за всё... что не слушалась тебя, перечи ла, дерзила. Прости, маменька... Ванюшка растерялся: душа его, еще вот-вот насылавшая на молодухину голову напасти-пропасти, размякла, потекла слезной жалостью; и прошептал парнишка за роки, что впредь станет слушаться тетю Фаю: справно учить уроки, помогать по дому, не изрисовывать тетрадки, не рвать штаны на горке, не приворовывать... Ч а с т ь п я т а я 1 С неделю парнишка был шелковый, словно молодуха подменила огольца. Улич ные дружки, кинув школьные сумчонки на лавки либо курятники, торопливо поже вав, летели на озеро, где сыромятными ремешками прикручивали самоделишные коньки и гоняли кривыми сучками по льду конские шевяки, — играли в хокей-мокей. Ванюшку кликнут, подойдя к палисаду, но тот лишь отмахнется. В первый же под менный день вычистил куричью стайку, словно языком вылизал, потом выкинул весь снег из ограды, поправил поленницу дров, наносил с озера полную бочку воды... и задумался, чего бы еще доброго сотворить. А тут и сестра, раззадоренная братом, подстирнула свое бельишко, старательно вымыла полы, вытрясла и промела снегом пестрорядные домотканые дорожки; а коль Ванюшка, не дожидаясь молодухи, зато пил печь, принесла из амбара мерзлых окуней, выпотрошила, вычистила и нажарила в муке. Вечером ребятишки выглядывали в окошко молодуху, — вот придет, удивленно всплеснет руками: ишь вы какие умки, не то, что другие чумки, которым лишь бы по улице носиться да по заборам шастать, одежонку рвать. Все перемыли, ужин свари ли, а я вам за это гостинчик принесла... Лишь ступила усталая молодуха через порог, как Танька затрещала радостно: дескать, столь они с Ванюшкой работы по дому своротили и ужин ей сгоношили. Молодуха подивилась, но, то ли ища подвоха, ничего доброго от бестолочей уже не ожидая, то ли утром опять левой ногой на половицы встала, — глянула пустоглазо, отмахнула досадливо Танькину похвальбу и, молча, отчужденно поковыряв жаре ную рыбу, проворчав: дескать, пригорелая, ушла в горницу, села за стол писать курсовую. Но быстро сморилась, зазевала, прихлопывая ладошкой широко отпахну тый рот, роняя сморенную голову на стол; помаялась эдак и увалилась спать. Слава Богу, хоть не стала проверять уроки, тыкая ребятишек носами в тетради, где сохли фиолетовые кляксы. Ребятишки поскучнели и опять закручинились по таежному кордону и родимой маменьке... Танька сунулась было с книжкой к дремлющей молодухе: 30
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2