Сибирские огни, 2004, № 11
хвостом, уложит свой сундучок со скотским снадобьем в обшитую козьими шкура ми, будто игрушечную, ладную кошёвочку, приладит сбоку зачехленный баян, что бы бурятам на гурту сыграть и спеть «Сибирь», и полетит их кошевочка степью, будто на незримых крыльях... V — Замоталась я, Илья... Прибежишь с работы усталая, прилечь охота, а тут надо и печь протопить, и курям зерна кинуть, снега насыпать, потом ребятишкам ужин и обед сварить, а тут и стирка, чинка, глажка. А уж с ног валишься... А надо и курсо вую в институт писать, и контрольные... — Что уж, Танька с Ванькой совсем не помогают? — На них, где сядешь, там и слезешь. А что сделают, так после них переделывать надо. Лучше уж самой... ' «От чо врет-то, а! — задыхался от возмущения Ванюшка. — Парни после школы на озере в войнушку играют, а я воду вози, дрова коли, стайку чисти...» — Ив кино с тобой сбегать охота, и на танцы. Мы ведь еще не старые... — голос молодухи обиженно задрожал от приступающих слез. — Почему я должна с вашими ребятишками возиться, хоронить себя заживо?! Молодость, Илья, пройдет, не воро тишь. Молодуха завсхипывала в голос. — Не плачь, Фая... — кровать заскрипела, — видимо, брат повернулся к моло духе, приголубил ее. — Потерпи маленько. Летом ребятишек на кордон отвезу. А осенью мать с отцом в деревню вернутся. Потом и отделимся. Мне в совхозе и угол сулят, — двухквартирный барак уже срубили, крышу закрыли. К осени, Бог даст, закочуем. — Не будет нам здесь счастья, Илья... — Ну что ты всё каркаешь, как ворона?! Ванюшка едва сдержался, чтоб не хихикнуть, вообразив молодуху вороной, — ворона и есть, так и кружит, зыркает черными зенками, чем бы поживиться... — Надоела ты мне, Фая, со своим нытьем... Пошел я в тепляк спать. С тобой не выспишься. А мне вставать рань-прирань, на гурт ехать. — Не любишь ты меня, Илья?! — обреченно выдохнула Фая. Какое-то время молодые натужно молчали, потом Илья отозвался неуверенно: — Но почему же не люблю?! — Я же вижу. Не слепая, чай... Тебе бы только из дома ускользнуть, лишь бы не рядом. — Э х , Фая, Фая, ты сама-то кого-нибудь любишь? — Я тебя, дурака, люблю. — Во-во, дурака... Никого ты кроме себя, Фая, не любишь... Вот мать наша: уж как от отца настрадалась, уж как он ей нервы помотал, а душу за него отдаст, не пожалеет. — Мать у вас... скотина бессловестная... — Ну, ты, девушка, выбирай выражения! — возмутился Илья. — Тебе до нашей матери-то, как до небес. Мелко плаваш, вся холка нагеле... Ладно, не усложняй жизнь. Все будет ладом. — Так мы, Илья, ничего и не решили... — А что решать, Фая?! Пока ребята у нас на руках, никуда мы не тронемся... Давай спать... Опять заворчали пружины, и опять послышался досадливый молодухин голос: — Да отстань ты, Илья. Отпусти... Нету у меня сегодня настроения. — У тебя его завсегда нету. Может, ты порченая? — Будешь с вами порченой: ты где-то бродишь... — У меня работа такая... АНАТОЛИИ БАИБОРОДИН Щ УТОЛИ МОИ ПЕЧАЛИ
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2