Сибирские огни, 2004, № 11

— Да-а-а, всякий кулик свое болото хвалит. А у вас болото и есть.... Нет, все же умница Августа, взяла твоего брата за шиворот и увезла из деревни. Спился бы здесь, по девкам избегался... Мне бы Августин характер... Похоже, и Ванюшка, — напряженно подслушивающий разговор, уверенный, что скоро молодуха и до него с Танькой доберется, — и брат Илья разом вспомнили Августу, скуластую, плечистую карымку10, неведомо какими брусничными шань­ гами искусившую и окрутившую Степана, который, по мнению деревни, уродился самым бравым в семье Краснобаевых. Не чета другим братьям, краснорожим, ко­ ротконогим, осадистым, да к тому же — артист, музыкант. Оборотистая, напористая карымка быстро прибрала Степана к рукам, спробовала и в доме краснобаевых навести свои уставы, да нашла коса на камень, переломила сила силу, — свекр, и сам властный, мигом приструнил Августу, а потом и вовсе выпер поганой метлой. Но, как ни странно, Августа на то не обиделась и даже зауважала свекра, — вернее, его крепкую руку. — Не приведи Бог такую бабу! — хоть и не видел Ванюшка брата в горничной теми, но живо вообразил, как Илья перекрестился.— Я бы такой жене на другой день после свадьбы рога обломал. Знай, баба, свое кривое веретено... Мне, Фая, боцман в юбке не нужен. На корабле всю плешь переел... Нет, Фая, я подкаблучником не буду. Этот номер у нас не пройдет. Я не брат Степан... Тут уж лучше разойтись, как в море корабли... Помню, приехал после флота в Бодайбо к Степану. Перед отъездом посидели с братом, песни семейные спели. Ну, брат мне в чемодан всякого барах­ лишка насовал: верблюжий свитер, брюки, полуботинки, бельишко, потом харчей подкинул: тушенки, сгущенки, кофе растворимое... И тут Августа с работы грянула. «Победа» у ей служебная, водитель, — всё как у путней. Посидела с нами маленько, открывает мой чемодан, глянула и... как давай оттуда все выбрасывать на диван. Накинулась на Степана: дескать, ты у меня спросил, что положить?! Степан начал было права качать, Августа хвать подлокотник от дивана и по башке его. Легонько, конечно, но... Брат, гляжу, весь сник и молча ушел спать в боковушку. Ну, а я собрал­ ся и отвалил в заежку ночевать. Сказал ей на прощанье пару ласковых... — Да вашей семейке не ругать бы Августу... — Кто ее ругает?! Мать с отцом души не чают. — Не ругать бы, а в ноженьки поклониться, что вашего Степана в люди вывела. Человека из него сделала. — Во, и мать Гутю за то же хвалит... — А тут бы запился, загулялся... — Почему сразу: запился, загулялся? Так уж все в деревне и пьют?! — Да хоть поживет в достатке, по-человечьи. — Живут они, конечно, богато, одного птичьего молока ишо нету, но что это за жизнь у Степана?! Врагу бы не пожелал. Он же перед сном топает строевым шагом к дивану, где Гутя спит; руку под козырек: «Ваше сковородне, Августа Николавна, дозвольте законному супругу к Вам прилечь.. .приналечь...» — Тише ты!., конский врач... дети услышат! — Да они уже спят без задних ног. — Малой тихий-тихий, да в тихом омуте все черти водятся, •— проворчала моло­ духа. — Себе на уме... Может и подслушать. — Ванё-о... спишь? — спросил Илья. Ванюшка хотел было ответить: «Сплю, братка...», но промолчал, лишь стара­ тельнее засопел, причмокивая губами. — Спи-ит, как сурок. Можно, Фая, начинать... Сердито забурчали пружины панцирной сетки, и в лад ей проворчала моло­ духа: — Отстань, Илья, не лапай!.. Привык со своими... племенными телками... 10 Кары мы ( г у р а н ы ) — так звали забайкальцев, чернявых, скуластых, в роду которых были и буряты, и эвенки. АНАТОЛИЙ БАЙБОРОДИН УТОЛИ МОИ ПЕЧАЛИ