Сибирские огни, 2004, № 11

ношения персонажей. В каждом из них на­ чинает разгораться Божий огонек доброты и сострадания, каждый готов пойти другому навстречу, и сквозь болотную трясину и осо­ ку все отчетливее проглядывает зеркало чи­ стой воды души. Вместе с тем приходит и еще одно важное понимание. «Кто им поможет и что их спасет» — вопрошает в предисловии к пьесе JI. Зо­ рин. — Автор нисколько не мессианствует, он не выписывает рецептов и не называет лекарств». Да, это так. Но заданный выше вопрос без ответа тоже не оставляет. Еще в начале пьесы медбрат Яша гово­ рит: «Какая простая мысль, господа! Спастись можно лишь всеобщим усилием, направлен­ ным, как пронизывающее острие, в причину наших бед и несчастий. Как только это спаси­ тельное лезвие коснется злокачественного нарыва, все разом осознают, что осталось последнее усилие, и мы будем свободны». (Надо полагать, пьесы А. Косенкова в определенной степени и написаны для фор­ мирования такого «усилия»). С теоретичес­ ким этим постулатом вполне созвучны эм­ пирические выводы других героев. Но здесь надо обратить внимание вот на какую немаловажную деталь. Больница располагается в бывшей церкви, и за ее оби­ тателями как бы следит проступающий со старых фресок, которыми расписаны стены храма, лик Спаса. Это придает метафорич­ ности пьесы новый поворот и масштаб. Тем более что и названа она «День шестой» не случайно. Как известно из Библии, на шес­ той день Бог создал человека. Но быстро понял, сколь грешно и мерзко может быть его главное создание. И тогда он наслал по­ топ. Спасся и начал новую жизнь только Ной с семьей. А. Косенков переосмысливает биб­ лейскую легенду на свой лад. Больница к финалу тоже становится своего рода ковче­ гом искалеченных неприкаянных душ, кото­ рые сумели понять главное — что только вместе, сострадая и поддерживая друг дру­ га, они спасутся, что только с Богом в душе могут они рассчитывать на «день седьмой», день спасения. Во многом перекликается с «Берегом розовых чаек» и особенно с «Днем шестым» драма «Вестники», написанная через деся­ ток с лишним лет, в 2000 году. Также ночной порой сходятся в одном месте (на сей раз в стенах бывшего районного дурдома) совер­ шенно разные по социальному положению, духу и характеру люди: некогда учитель ис­ тории, а ныне сторож, дебил, местный пья- ница-пенсионер, священник, предпринима­ тель со своим партнером и его жена. Фигу­ рирует и мнимая покойница. По зданию хо­ дит, как призрак, странная, прямо-таки мис­ тическая тетка. Но ларчик открывается про­ сто: схоронили старуху, а дело, чтобы не ли­ шиться бабкиной пенсии, единственного источника существования, представили так, что померла внезапно ее дочь. И опять за окнами дождь, и та же «мер­ зость запустения», гнетущая атмосфера вок­ руг, наводящие на соответствующие, уже зна­ комые по прежним пьесам А. Косенкова ас­ социации. «Всеобщий сумасшедший дом, в который давно превратилось все вокруг» — говорит один из персонажей, формулируя образ-метафору современной разлагающей­ ся России. Но если в «Дне шестом» все-таки еще как бы предощущение большой беды, то в «Вестниках» беда эта вломилась в воро­ та, стала реальностью. Не случайно, я думаю, и место действия сместилось из больницы в «Дне шестом» в сумасшедший дом (в «Вес­ тниках»). Не менее созвучны пьесы и в плане нравственных исканий их героев. Впрочем, отыскать-то они пытаются, в принципе, толь­ ко одно главное — в себе человека. А для этого надо нащупать устои, на которые че­ ловек должен опираться, найти свои начало и исток. Вот и предприниматель Зотов, собира­ ющийся приобрести старую дворянскую усадьбу (ее и занимал в последнее время сумасшедший дом), чтобы построить здесь санаторий европейского уровня, на самом деле приехал сюда с другой целью: он ищет свои корни (почему-то решил, что легенда этих мест, знаменитый когда-то председатель колхоза Прасковья Зотова, — его мать). Соб­ ственно, сюжетная интрига пьесы вокруг этого обстоятельства и завязана. Но зачем Зотову это? Его партнер Ни­ колай уверен, что тут просто проявляется «очередная блажь вконец замороченной нации. Одни кинулись отыскивать несуще­ ствующие корни, другие — с Богом общать­ ся». И спрашивает Зотова: «Неужели тебе не все равно, чей ты сын?» Оказывается, — нет. Зотову нужна проч­ ная жизненная устойчивость, которую не могут дать деньги. А она зиждется на про­ шлом, без которого, как известно, нет ни на­ стоящего, ни будущего. Вот, собственно, ис­ ходный мотив его генеалогических изыска­ ний. Ну и, конечно, — сильнейший душев­ ный кризис, который испытывает бизнесмен. Как говорит по этому поводу его клеврет и биограф Бова, «он просто хотел найти свое место на земле, хотел быть кому-нибудь нуж­ 206