Сибирские огни, 2004, № 11

АНАТОЛИЙ БАЙБОРОДИН УТОЛИ МОИ ПЕЧАЛИ Молодуха внимала с почтением, — хоть и сложно расплетать кружева словес­ ные, но понятно, что о строгом воспитании; Ванюшка же, подслушивающий из гор­ ницы, дивился и смекнуть не мог, на каком поговоре тарабарит отец: вроде, и по русски, а не понять. Отец без натуги толмачил по-бурятски, мало-мало по-китайски, потому что служил и воевал в Китае, а теперь еще и этот неведомый язык. — Но ты, батя, дал дрозда! — восхитился Илья. — Во, память, а! Ясно море, надо выпить за тебя. И за мать нашу... — Воспитай детище с прещением, — продолжил отец, раззодоренный почти­ тельным вниманием молодухи, — и не смейся к нему, игры творя; в мале бо ся ослабши, в венце поболиши, скорбя. — Ты, отец, маленько-то толмачишь, чо набормотал? — поинтересовался Илья. — Или так молотишь? — Ну-у... мало-мало смекаю, — уклончиво отозвался отец. — Но, батя, память у тебя, дак память... — Запомнишь, Илья, ежели учитель прут наготове держит.. — Да, — сурово одобрила церковно-приходские нравы молодуха, — хорошо учили. Я про религию не говорю, — мракобесие, конечно, от темноты, — но то что учеников в ежовых рукавицах держали, это правильно. Теперь нету строгости, вот и растут хулиганы да бестолочи... Илье показался разговор нудным, и он высоко поднял граненый стакан, где плес­ кался «сучок». — Выпьем, батя, за тех, кто в море, в Улхусаре, Хараноре5! II Хотя уговорили уже и поллитру «белой», и ополовинили бутылку круто разве­ денного спирта, отец и сын сидели крепко, и прежде чем упереть рога в пол — завалиться спать, многожды бранились, мирились, обнимая и целуя друг друга. — Загинешь ты, Ильюха, ни за понюх табаку... — жалостливо косился отец на сына. — Почему загину?! — Илья округлил и выпятил полосатую грудь. — Я — мо­ ряк, меня никакой шторм не свалит, — и, словно в подтверждение, пропел: — На палубу вышел, а палубы нет — сказал кочегар кочегару... — Моряк — с печки бряк, растянулся, как червяк, — поддразнил отец. — Не- прилаженный ты к жизни... Да тебя с твоим ремеслом в деревне с руками бы оторва­ ли. Озолотиться можно. А ты как с армии пришел в бушлате, так его по сю пору и не сымашь с плеч. Истлеет скоро — третий год пошел. — А мне, батя, и так ладно. Мне почо форсить?! Девок завлекать?! Дак они мне и в бушлате проходу не дают... — Ой, ой! — брезгливо покосилась на него Фая. — Нашел чем похваляться. — А насчет озолотиться, — не слушая жены, договаривал Илья, — так не в тем смысл жизни, батя. Ясно море... — А в чем?! — снисходительно усмехнулся отец — Растолмачь старику. Ты прошел огни и воды, плавал в море, в Улхусаре, Хараноре ... — Смысл жизни, батя... — Илья поскреб затылок. — А чтоб народ тебя любил. Не имей сто рублей, а имей... — О-о-о... — замахал на него руками отец, — кого городишь?! Ты с материным братом, Ванькой Житихиным адли — пара ичиг. Тот ишо и Боженьку сует... Любят, Ильюха, у кого в кармане бреньчит. Будут побрякунчики, набегут и поплясунчики. Такую любовь покажут, что небу жарко станет... — Не-е, батя, это не любовь. Такие поплясунчики до первой волны... Как в песне, батя: «А мы пройдемся до поворота, а дальше как получится...» 18 5 Ул х у с а р, Х а р а н о р — степные бурятские улусы.