Сибирские огни, 2004, № 11
Встретились мы с ним в омском отделе нии Союза писателей. В те времена там час то случались стихийные веселые и шумные встречи литературной молодежи и маститых. Звучали стихи, анекдоты, читались расска зы. Кто-то в этом шуме пытался играть в шахматы, но ему постоянно мешали, пыта ясь сшибить пробкой черного короля. По том такие встречи стали довольно редкими, в связи с переездом Союза в новое помеще ние, где было, кроме него, еще несколько разных контор со строгим, сталинской зак васки вахтером у входа, в связи с тогдашни ми событиями в Чили прозванным Пиноче том. И вот после одного такого «четверга» из прокуренного помещения Союза пошел я провожать его до дома. Тимофей Макси мович предложил пройтись по набережной. Против «дома Колчака» спустились к реке и пошли по пляжу у самой кромки воды по твердому, омытому водой песку, все дальше и дальше отгоняя запозднившегося речного куличка. Там, за Иртышом, широкой полосой го рел огненно-желтый закат, и весь он отражал ся в тихих водах молчаливо текущей реки. — Присядем! — предложил поэт, ука зывая на лежащее на пути бревно, видимо, пригнанное рекой и вытащенное кем-то выше на песок. Присели. И в этот момент на реке один за другим стали вспыхивать огонь ки бакенов. — Электроника!..— сказал Тимофей Максимович. — Сами зажигаются с наступ лением сумерек. А раньше что было: дедуш ка-бакенщик на веслах, внучек — на корме — фонари зажигать плывут. Романтика! Жаль, что столько мальчишек теперь не зна ют этой радости. Из-под моста, толкая перед собой бар жу, появился буксир и прошел мимо нас в огнях и весь дышащий теплом и уютом. — Люблю Иртыш в вечерние часы!..— сказал Тимофей Максимович и вдруг от этих слов как-то вздрогнул. Посмотрел на меня и снова повторил эти слова. — А ведь это стихотворная строка, Мак- симыч!— воскликнул я. — И такую мысль, по-моему, еще никто не воплотил в стихах. Гениально! И музыкально!.. — Ну, уж не гениально, но... музыкаль но... И, кажется, даже можно чем-то допол нить. В ту же минуту он стал каким-то сум рачным, сосредоточенным. Даже какая-то печать недовольства выразилась у него на лице, когда я продолжал что-то назойливо говорить ему. Однако мне сразу стало по нятно: надо прощаться. С некоторым чув ством неловкости мы пожали друг другу руки, и он прямиком зашагал по пляжу к сво ему дому. До сих пор видится мне его сутулая фи гура упруго преодолевающая глубокий и рыхлый песок. «Заторопился к рабочему столу...» — подумалось мне. Тут действи тельно надо было спешить, пока не погас огонек вдохновения, зажженный этой стро кой. А через несколько дней, при встрече, он радостно сообщил, что написал-таки в тот же вечер, с той строки стихотворение. Выта щил из кармана листок и протянул мне. Я развернул и прочитал: Люблю Иртыш в вечерние часы. Вот вспыхнул бакен, сумраком зажженный. И на краю белеющей косы Притих рыбак, блесной вооруженный. Прошел буксир с тяжелою баржой, С цветами в рубке, с музыкой прощальной. И куличок, как будто всем чужой, Заплакал вдруг на отмели печальной... На мою восторженную похвалу он сказал: — Эти стихи тебе и посвящаю! Потом, когда в Москве вышла книга «Журавкин праздник», посвящение было там, как доказательство слов поэта. Это же стихотворение произвело боль шое впечатление на поэта Сергея Барузди на. В предисловии к итоговой книге Белозё рова «Подснежники» он назвал его люби мым и процитировал полностью. Может быть, не один день, не один год искал поэт эту строку — «Люблю Иртыш в вечерние часы», шагая по набережной, — и вот родилось то, что особенно взволновало его. И теперь волнует сердца читателей сво ей протяжной музыкальностью и тонким поэтическим видением. УТРО ПОЭТА «Я поэт утренний! — не раз говорил о себе Белозёров друзьям-литераторам или в интервью. — Поднимаюсь с постели, когда еще напротив ни одно окно не светится, за вариваю крепкого чаю, сажусь к столу и на чинается «путешествие в детство». Честно сказать, мы — молодежь, зави довали ему — свободному художнику, кото рый не обременен другой ежедневной ра ботой и может каждое утро встречать зарю за рабочим столом. Работа по утрам давала ему светлое впечатление об окружающей жизни, потому все стихи, рассказы, сказки Белозёрова проникнуты этой утренней све жестью, отмечены большой человеческой добротой. 188
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2