Сибирские огни, 2004, № 11

возилась у самой воды. «Закидушку вытаскивает...» — про себя чертыхнулся старый рыбак и решительно ступил на скользкие бревна. С крутого откоса вдруг посыпалась галька— кто-то на подошвах ботинок лихо скатился к берегу. — Попался, гад! — раздался отчаянный мальчишеский крик. — На! Получай! Послышались хлесткие удары. Там кто-то взвыл не своим голосом. Старый ры­ бак торопливо зашаркал сапогами по бревнам. Но тут правая нога провалилась в щель между внезапно разъехавшимися бревнами и по колено погрузилась в ил. Бревна снова сомкнулись — нога оказалась как в капкане. Не обращая внимания на боль в ноге, старый рыбак наблюдал за яростной схваткой. Две маленькие фигурки по- петушиному наскакивали на третью, на голову возвышающуюся над ними. Потом раздался громкий всплеск, и на миг воцарилась тишина. — Ромка! — тоненько прокричала одна из фигурок. — Утонет Серый! — Выплывет, — уверенным баском ответила другая. — У него разряд по пла­ ванью. А на середине озера, фыркая, как тюлень, кто-то стремительно плыл в темноте. Когда старый рыбак закончил свой рассказ, я на цыпочках подошел к мирно посапывающему сыну. Из-под одеяла воинственно торчал расцарапанный нос: «Ну и ну...»— таким я его еще не знал... После завтрака, как всегда, отправился на прогулку. Итальянские кроссы уже не как первый снег, да и капитанка... «Бл-и-и-н! Кто ж это тащится с рюкзаком? Да в такую рань? Да еще в сопровождении такого эскорта... Бабка-то, как самовар, пых­ тит, а девчонка... ну точно лисичка-сестричка: рыжие косички, как рогульки, в раз­ ные стороны торчат — попробуй дотронься!» По оттопыренным ушам и долговя­ зой фигуре узнаю Серегу запсибовского. И тут же припоминаю что-то насчет обо­ ротня: «Неужто на самом деле конец?» Поравнявшись с этой необычной процесси­ ей, вежливо здороваюсь. Серега на миг поднял глаза. «Матерь божья!» Вокруг лево­ го глаза расцвел такой фингал, что я не удержался и спросил: — Не больно? В ответ раздается яростное шипение, отчего я на всякий случай приторма­ живаю. — Не больно, спрашивает! Сочувственник нашелся! Парня чуть не изувечили! — и, повернувшись к внуку, этот тульский самовар выпускает ему в лицо едучую струю пара: — И как ты поддался этому шибздику? Ты же в два раза его больше. А ручищи— пятаки гнуть! — Он боксер, — буркнул Серега. — Боксер!.. — взвизгнула старуха.— Вот скажу Ивану Сергеевичу, он рога-то обломает этому боксеришке и папаше его в придачу. — Ладно тебе,— вяло огрызнулся внук,— сам виноват. — И в кого ты такой уродился, непутевый? — неожиданно всхлипнула бабка. — Ты же сама говорила: в отца. — Да уж, был бы отец живой, он бы тебе задал... Я отстаю от процессии: утро уж больно пригожее сегодня. Небо — нежно­ голубое, по краям розовое, как парное молоко. Ивы совсем заневестились, распус­ тили свои сережки аж до самой воды; «бульк!» — это одна из сережек сорвалась с ветки. А озеро... ну точно перевернутое небо: такое же бездонное и прохладное. Оглядываюсь по сторонам в надежде увидеть знакомое «гнездо цапли» и тут же отмечаю про себя, что и «Запорожца» нет на месте. «Прямо как в сказке, — подивился я. — По волшебству появился, по-волшебству и исчез. Даже имени не сказал». Неожиданно кто-то ткнулся сзади в мое плечо. Поворачиваюсь — а это Серега. Протягивает мне внушительную связку вяленых карасей: — Передайте, пожалуйста, пацанам. Пусть зла на меня не держат,— и, оглянув­ шись на ушедшую вперед бабку с сестрой, тихо спросил: — Дядь Гена, а карп — вкусный? ГЕННАДИЙ ТРОХИН - М ЖИТЕЙСКИЕ ИСТОРИИ