Сибирские огни, 2004, № 11
Давайте мы вам сделаем поездку в августе. Это, конечно, сложнее, но раз уж Вале рий Васильевич попросил, мы постараемся. — Нет... — Миша покраснел от неловкости.— Я не могу вам объяснить. Просто мы не можем поехать. У нас такие обстоятельства. С нескрываемым презрением (но и страхом — как объяснить начальству от каз?) синеглазая чиновница смотрела на большого мешковатого мужчину. — В таком случае, вот вам лист бумаги, ручка... пишите. Я, такой-то такой-то, по такой-то причине вынужден отказаться... И подпись. И число. — Она забрала бумагу. — Спасибо. До свидания. Кое-какой народ в городе, видимо, уже знал, что Мягков возвращает предложен ные ему местной властью путевки в Турцию. И когда Миша под немилосердно жаря щим небом брел мимо памятника Ленину, его, как пару недель назад, окликнул знакомый голос: — Миша!.. Николаич!.. Мягков обернулся. Это был все тот же старичок, бывший коллега по работе в геологии, балабол и карточный шулер в панамке, с тросточкой, Витя Соболев. — Молодец, Николаич! Надежда Константиновна, это он... вона идет! И вновь с утра прикованная цепью к памятнику вождя вечная революционерка Накарякова заорала из-под белого зонта во все свое воронье горло: — Только так, товарищ Мягков! Любые подачки этого антинародного, бандитс кого режима мы будем возвращать! Это почин, товарищи! Они решили купить наш народ! Не выйдет!.. К Мягкову с видеокамерой на плече бежал по площади, петляя, некий борода тый журналист. Миша отвернулся. — Не отворачивайся, товарищ Мягков! Мы слишком все скромные! Скажи все му народу, что ты про них думаешь... — Пожалуйста, отстаньте... — мягко пробормотал Миша и зашагал широкими шагами геолога прочь с площади Революции. 13 Мягковы давно не заглядывали в свой почтовый ящичек внизу — газеты, на которые они подписались, шли до конца июня на старый адрес (пусть читают новые жильцы), если телеграмма, то им вновь привезут или позвонят, — номер телефона Аня им догадалась записать. А новый-то адрес кому известен? Сестрам. Анина сестра недавно лишь открыт кой откликнулась, поздравила с новосельем — это после того, как Аня ей сообщила, что въехали в новый дом. А вот Мишина сестра Таня вдруг прислала письмо. Забрав довольно толстый конверт из ящичка, Миша поднялся домой и сел читать. Жены еще не было дома — принимает последний экзамен у студентов. Может быть, придется еще раз или два (максимум два! не больше! — сказала она горячо) провести занятия с двоечниками... вдруг да и кто-то из них сдаст хотя бы тройку с «вожжами» — с двумя минусами. «Милый брат! — писала Таня. — Наверное, ты не простишь мне, что я мало помогала маме. Но ты же знаешь, как она мечтала, чтобы в нашей стране, наконец, перестали лгать народу и перестали унижать всякие секретари. Сейчас этих партий — как собак нерезаных, но ведь зато и свобода слова! Я упивалась эти десять лет открывшейся возможностью говорить прямо, я горела — честно говорю, это под твердят мои товарищи по работе — горела, как свечка. И мама это видела и, я думаю, одобряла. Отец наш всю жизнь молча трудился, но он всё понимал. Навер ное, это смешно звучит: он всё понимал, но столько людей смотрят и не понимают. Это сказал Леонардо да Винчи: есть люди, которые видят, есть люди, которые видят, если им покажут, и есть люди, которые не видят, даже если им покажут. Ты исключение, ты не мог не видеть, но ушел в лес. Ты как-то сказал мне: пусть дере вья останутся бумагой для других, более умных поколений. Но как нам-то жить?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2