Сибирские огни, 2004, № 11

АНАТОЛИЙ БАЙБОРОДИН УТОЛИ МОИ ПЕЧАЛИ успевшему отслужить на северном флоте, выучиться на ветеринара и жениться на швее Фае, шалым ветром занесенной в забайкальскую степь с неведомых ангарских берегов. В Фаинины руки, легкие на расправу, и угодили Танька с Ванькой, когда в сентябре распрощались с таежным кордоном и приехали в деревню учиться. Всяко в тайге живали, а ино и хлеб не жевали, но для Таньки, Ванюшки и Верки всякое лето на таежной Уде угнездилось в памяти незатуманенным счастьем, и до седин и морщин отрадные и утешительные слезы одолевали при одном лишь поми­ нании лесничего кордона: золотовенцовая изба среди желтого соснового свечения; ромашковые поляны и притихшие покосы, манящие ребятишек копнами; березня­ ки, обмершие в зеленоватых чарах папоротника; чернолесье с огоньками лесных саранок, луковицами которых ребятишки лакомились; ленивая речная течь, чешуй­ чато сверкающая на перекатах; росная голубица в кочкастом распадке; брусника, вишневым и красным млечным путем рассыпанная по хребту; рыжики, солнышка­ ми высыпавшие на бурой хвое, подле комлистых сосен; притаенные во мхах и палой листве желтовато-белые сырые грузди... А на Покров Богородицы бесшумно выры- сит из заречного леса Зима на пегой кобыле, слезет с седла, натрусит из правого рукава снег, из левого иней; а следом за ней внучек Морозко поскачет по ельничкам, по березнячкам, по сырым борам, по вершинкам, выстелит по рекам и озерам ледя­ ные мосты; и тогда в чарующем свете лампы, под треск и щелк затопленной русской печи, под тоскливое пение ветра в трубе плетет Ванюшка-баюнок сестрам ладные и складные небылицы про снегиря, оповестника зимы, малюющего на стеклах еловый лапник, про Ивана-коровьего сына, спасшего деревню от злого и прожорливого Змея Горыныча, про синегривую кобылицу, что хвостом след устилает, долы и горы промеж ног пускает, через хребты перелетает, уносит ребятишек от лютого Коши- бессмертника. Но в тот год Ванюшку отдавали в школу, а Танька уже отбегала две зимы; и, оставив мать с Веркой домовничать на кордоне, к исходу августа запряг отец Гнеду­ ху и повез ребятишек в село. В знойном мареве, в пихтовой духоте догорало усталое лето... Хотя еще по-летнему калило солнце, но березняк уже скопил усталость в огрузлой и вялой листве, призадумался, закручинился, а луговая овсяница, еще вче­ ра сиявшая влажной зеленью, ковыльно облиняла и поскучнела. Проревев все утро, вытянув материну душу печалью, Танька сидела в телеге, нахохленная и словно окаменевшая. Ванюшка же, которому страсть как хотелось в школу, нетерпеливо егозил на войлочном потнике, из последних сил тая суетливую радость. Хотя потом оглянулся, — и радость померкла, закатилась вечорошним сол­ нцем в хребты, — мать, держа за ручонку малую сестру, печально темнела у калитки и выплаканными за ночь, опустевшими глазами провожала ребятишек через весь приречный луг. Когда проселочная дорога свернула к речному броду, Ванюшка обер­ нулся и сквозь наволочь слез увидел: чернеет смельчавшая, одинокая мать, прижи­ мая к себе Верку, — хотел было спрыгнуть с телеги и бежать к матери, но сдержался и, побаиваясь отца, беззвучно заплакал. II От реки Уды телега поползла крутым взъёмом-тягуном, и у самого перевала Ванюшка снова оглянулся, прощаясь с таежной вольницей, — осиротело и печально жалась к нависающему сосновому хребту лесничья изба, где осталась мать о чадах в разлуке денно и нощно горевать. И припомнилось самое счастливое... как прошлое и нынешнее лето собирали с матерью голубицу. Отчего-то голубичная страда яснее и желаннее виделась и поминалась студены­ ми зимами... После Крещения Господня, когда земной дух так звенел и постанывал от крещенских морозов, что и нос боязно высунуть из избы... как бы не оставить его во дворе... когда сквозь окошко, чащобно заросшее снежным куржаком, едва сочил­ ся слезливый, серый свет, не разгоняя, а доливая углам печальных, сырых потемок, когда в трубе начинала скулить и завывать ночная метель, — вот о такую пору для