Сибирские огни, 2004, № 11

10 Из города, где они вместе учились, пришла телеграмма, адресованная еще на тот, старый адрес (теперешние жильцы их бывшей квартиры — люди благородные, не поленились, привезли): однокурсники приглашают Михаила Николаевича на тра­ диционную встречу в университет. Мягков давно не навещал «альма матер», все девяностые годы метался и кру­ тился здесь. Но нынешняя дата «круглая», сорок лет, съедутся все, кто еще на ногах, бродяги-поисковики, ведь можно больше и не увидеться. У Ани за плечами тридцать шесть после окончания, причем большинство физиков осталось там, но если она полетит вместе с мужем, заодно со своими увидится. — Самолетом дорого, — подсчитывали они. — А если поездом — туда ночь и сразу же ночью обратно, нас не будет только один день. Оргкомитет выбрал для \ встречи воскресенье, утром с вокзала можно успеть прямо на работу. Только вот кошечку Люсю куда? Попросить присмотреть соседей? У Ишимо- вой своих забот выше головы, к Геворкянам неловко обращаться, они, конечно, слы­ шали, что Мягковы делали попытку пустить к себе дочь Ишимовых. — Я могу на работе Нине Николаевне, уборщице, отдать на пару дней. Она добрый человек... — А сюда никто не вселится? — смеясь, как бы не всерьез спросила Аня. — Вон, в первом подъезде некоторые жильцы ни на минуту не оставляют свои кварти­ ры — там в двенадцатую вломился второй-незаконный, сменил замок и живет. И все-таки Мягковы собрались на встречу с друзьями юности. Миша купил плацкартные билеты, и в субботу вечером давно никуда не выбиравшиеся супруги выехали. На вокзале Миша прихватил две бутылки пива, презираемого Аней, сму­ щенно выпил и долго потом, до поздней ночи ходил в конец вагона, дожидаясь оче­ реди в туалет... Родной город предстал перед ними на рассвете чистым, белым после дождя, как груда кварца. Но радость предвкушаемого праздника однокурсников была омраче­ на неожиданной смертью (буквально позавчера) одного из лучших геофизиков, Ко­ сти Баркова, который уже лет десять преподавал в университете после того, как его покалечил в тайге «мишка» да еще энцефалитный клещ укусил, — высох Костя, говорили, как вяленая старая щука. Сосала его, сосала болезнь— и вот, не дожил в больнице двух дней до традицион­ ного сбора. И пришлось Мише и Ане, которая Костю тоже помнила по давним встре­ чам, вместо веселых посиделок у костра в тайге за городом, хоронить Баркова. За свою жизнь и Аня, и Миша многих хоронили. И конечно, самая больная боль — родители. Аня думала, что они долго будут жить — мать из-за твердого характера, а отец из-за своей доброты и смешливости, которая ему не позволила даже в партию вступить — приняли мастера в кандидаты, а он напился и шептал изо всех сил частушки в пивной до закрытия, и пивная гоготала так, что посуда звенела... Аня любила его до слез, тихого, виновато моргающего, с ладонями-лопатами. Она и Мишу-то полюбила, — словно ко второму отцу перешла, такому же надежному и незлобливому, только Миша чаще задумывается... А вот мать так и осталась в сторо­ не, и умерла неожиданно — вчерашняя коммунистка пошла в церковь и, выйдя из нее, упала на дороге... А при жизни так и не сумела простить своей свекрови, Анне Александровне, что та окрестила Аню, пока она, мать, ездила на курсы агитации и пропаганды... Позже читала своей взрослеющей дочке гулкие стихи Маяковского, и Аня Маяковского невзлюбила надолго. Только Миша помирил ее с этим странным несчастным поэтом... А вот у Миши отец был землемер в колхозе, рослый, бравый, глядит поверх деревьев, потом его перевели в сторожа, потом он опустился до пастуха, потому что с ухмылкой перечил любому начальству по любому поводу. Мол, вы меня не сотре­ те, я гвоздь. Умер он на выгоне, лежа в тени ветлы на плаще, еще совсем молодым, пятидесяти двух лет, среди дремлющих на солнцепеке и жующих коров. Мать, святая РОМАН СОЛНЦЕВ СМИРЕННЫЕ ЛЮДИ