Сибирские огни, 2004, № 11
РОМАН СОЛНЦЕВ СМИРЕННЫЕ ЛЮДИ попала в шов на животе, но, видимо, инфекция все же залетела, и никакие антибиоти ки не помогли, — умерла Люся. Ни Аня, ни Миша никогда не забудут как с криком «Ой!» она радостно встречала их с работы прямо у порога. А какая была умная! Очень зоркая и очень ласковая. Если Аня приляжет из-за боли в желудке — Люся тут как тут, осторожно ступит к ней на живот, свернется, мурлычет, и боль проходит. А к Мише устраивалась на подушку, возле его лысинки, и лизала ее иногда. Или залезала под мышку и сосала из рубашки соль... — Какие мы уроды!.. — плакала, помнится, Аня. — Не сохранили!.. Больше никаких животных не возьмем. Но вот опять судьба искушает Мягковых — бог весть откуда взялся котеночек. — Не глухая?.. — Аня присела перед найденышем. Отвела руки в сторону, хлоп нула в ладоши. Кошечка вздрогнула и жалобно промяукала. — Слышит, — определил муж. — Ну, пусть. Только помыть ее надо. А назовем так же — Люся. Или как? — Я согласна, — Аня уже влюблена в глазастую пеструю тварь. — Кто-то выг нал маленькую, кто-то выгнал красавицу. Или из города пришла? Эх, попала бы ты к нам неделей раньше... мы бы тебя первой в квартиру запустили... Год назад они как раз и мечтали ту, белую, Люсю, когда новый дом будет достро ен, впустить первой за порог. — А мы еще не прописаны, -—хмыкнул Миша. — Так что давай. — И подтолк нул ладонью легонько кошечку. — Ну, иди. Но Люся пока робела, она мелко дрожала, и в сумерках ее черные зеркальные зрачки были расширены. Аня подхватила ее под животик, вспоминая навыки, полу ченные в общении с той, первой Люсей, отнесла, сошмыгивая слезы, в ванную, обтерла всю мокрой тряпкой. — Дадим сметаны... там оставалась... и давай сами поедим... На ужин людям был рис в пакетиках, который быстро варится, и омлет. А кошечка поклевала из тарелочки разведенную водой сметану и, отковыляв в угол, облизала себе мордочку, шею, лапы длинным язычком и, наконец, свернулась клу бочком... Мягковы легли спать и, хоть они и молчали, не могли, конечно, не вспомнить с невыносимой болью ту грациозную, глухую кошечку, которую погубили, не желая, чтобы она имела котят. Боже, какие дикие совпадения!.. Аня сама когда-то учинила над собой похожую беду, и теперь всю жизнь казнилась мыслью, что, может быть, стоило потерпеть, понадеяться... медицина же не стоит на месте... Вспомнив белую Люсю и вспомнив свою бездетную жизнь, Аня и Миша всплак нули и обняли друг друга, и любили друг друга с какой-то пугающей силой, не глядя друг на друга... и страшно, и горько... Среди ночи, чтобы отвлечь жену от тяжелых мыслей, Миша снова заговорил про камни. Вскочил, зажег свет и показал ей на листке бумаги тот красный пироп, которым она всегда восхищалась. Огненный и прозрачный, как некое окошечко в иной мир, где горит огонь. — Мы его оставим. — Хорошо. Но что это, что?! К ним на одеяло, повисая на когтях и хныча, кто-то лезет, какой- то зверек. Мышь? Крыса?! Аня взвизгнула, Миша рассмеялся. Они оба на мгновение забыли, что у них в доме живет новое существо, которо му на чужом полу, видимо, стало боязно, и оно попросилось к людям... — Ну, уж нет, милая, — сказала Аня. — В постели спать с людьми — это черес чур. Я тебе отдельно постелю. — И тоже поднялась, бросила на пол у порога старую шерстяную кофту, уложила Люсю на нее. Кошечка потыкалась губами в шерсть и, всхлипывая, затихла... Миша и Аня снова легли. И зашептались, вспомнили уже вслух, как умирала та, белая Люся.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2