Сибирские огни, 2004, № 7

слезы. И она подумала: «Умирать надо приехать сюда, на свою родину. Пусть поло­ жат меня на родном погосте рядом с отцом, матерью и мужем». Она обрадовалась своему решению. А что? Есть еще в Кривобродовке род­ ственники, далекие, верно, да, поди, приютят, не выгонят. Сегодня и испытает, как приветят. В ее-то избе теперь чужие люди. Хорошие, правда, люди, уважительные, но не идти же к ним ночевать, неудобно. Лучше пойти к злоязычной Аграфене. Та страсть в ругачке отведет, всех родных на чем только свет стоит перекостерит, в том числе и давно померших, да никуда не денется, накормит, напоит и постель постелит. А на утро будет добродушно улыбаться, будто и не рычала зверем вечорось. Она думала об Аграфене, а шла к своей избе. Шла медленно, опираясь на бада- жок, к своим родным тополям, к глубокому колодцу с холодной чистой водой, к плетню, добротно слаженному натруженными крестьянскими руками, к гладкому, отшлифованному до блеска задами, голому бревну под плетнем, на котором соседя­ ми перещелкан на вечерках целый воз семечек и перепето под гармошку и балалай­ ку сотни самых едких, злоязычных и матерных частушек, к приколоченным на топо­ лях скворечникам, к узкой тропочке, убегающей среди высоких трав через калитку в огороде на поскотину. Ее звали, торопили идти знакомые запахи свеженакошенного сена и свежего навоза. Близко от избы повстречался запыленный одноглазый усатый мужик. Другой глаз закрывала черная повязка. Он шел в поношенной холщовой рубахе, в штанах с пузырями на коленях, босиком. Вот ведь сентябрь на исходе, а он — как те цыганята, что плыли на пароходе вместе с ней. Те тожеть, ноги все в цыпках от холода и грязи, а им хоть бы хны. В руке мужик держал жестяное ведерко, через плечо удочки. От него тянуло сыростью, озерной такой, дымом недавнего костра. Она узнала его сразу — Пахом, муж троюродной сестры Аграфены, к которой она собралась с ночевой. Лучший друг ее мужа, Ивана. Он остановился, заулыбался щетинистым ртом. — Никак ты, Марфуха? — Я,— ответила она и тоже заулыбалась. — Какими это ты к нам судьбами? — Горе привело. Приехала облепиху брать. Внучек Юрочка огнем опалился. Ему облепиховое масло надобно. — Наберешь. Облепиха нонче есть. Близко повыбрали. На дальние пески идти надо. Там будет. Ну ладно, а ночевать где думаешь? Айда к нам. — К вам и нацелилась. Так что приду. Скажи Аграфене. Только сперва-наперво избу свою схожу посмотрю. Пахом уставился на нее единственным глазом: — А чего ее смотреть? Стоит она, изба-то. — Вот я и гляну, как стоит. — Ладно, приходи. Аграфена карасей в сметане нажарит, вишь, наловил. — Приду, право слово. Пахом с Аграфеной жили от Марфиной избы через четыре дома. Пахома вме­ сте с Иваном провожала она на фронт. Воевали они вместе, в одном взводе. Верну­ лись израненными, но живыми. А как умер Иван, Пахом себе друга так и не завел. Добродушный мужик, покладистый, со всеми деревенскими в ладах, а вот сойтись с кем, чтобы душу пополам, как с Иваном, не сумел. А может, не захотел. Уж шибко они с Иваном дружили. 8 Партийно-хозяйственный актив, посвященный подведению итогов работы треста и его подразделений за второй квартал текущего года, проходил с опозданием на два меся­ ца, и поэтому, как считал Николай, был неоперативным, формальным, скучным. Николай не любил такие совещания для крыжика. Поэтому он старался сесть подальше от трибуны и заниматься своим делом. Но на этот раз ему даже не при­ шлось открыть рабочей папки: его определили в президиум. Он сидел и почти не слушал выступления ораторов. Они перечисляли циф­ ры, проценты, хвалились успехами, называли среди передовиков и его, Николая