Сибирские огни, 2004, № 7

БОРИС ФЕДОРОВ № КОГДА ЦВЕТЕТ БЕЗВРЕМЕННИК устремляется. А тут, в этом месте, усмирила свой бег, разлилась широко, замедли­ лась плесами. Перешел человек речку вброд наискосок и назвал ее Кривобродовкой. А на берег вышел, поднялся по пологому склону, и открылась ему несравненная красота: широкое раздольное поле, усыпанное цветами, а налево за полем холмы, заросшие лесом. И срубил здесь себе человек избу из вековечной лиственницы, чтобы стояла века. Одним топором сработал. Изладил соху. Стал пахать поле. Поднял никогда не паханную целину. Принялся рыбачить. Добывать зверя. Привел в свою избу краса- вицу-жену, румяную, как заря, ладную сибирячку. И пошла от них светлая деревня Кривобродовка. Посредине деревни на круглом взгорке возвышалась красного кирпича церковь о трех маковках с колокольней. Церковь Марфа Захаровна почитала. Она останови­ лась, перебрала в левую руку бадажок и неторопливо перекрестилась на церковь несколько раз, и несколько раз поклонилась. — Слава Богу, вновь встренулась со своей деревней. Слава тебе, Господи! Родную деревню Марфа Захаровна любила всякой. В шумный весенний день со смеющимися от радости, по-детски подпрыгивающими на камнях ручьями, несу­ щимися по согре к вздыбившейся речке. С горланящими на плетнях после долгой студеной дремотной зимы, ошалевшими от горячего солнца и бездонного неба пе­ тухами. Любила каждую травинку, бойко вылезающую из земли. Любила радостную песню самозабвенного певца весны — жаворонка. Любила бойких скворцов, смело налетавших в весеннее похолодание, когда с полей и огородов еще не полностью сошел снег, но чернели уже первые проталины, от которых шло вверх дрожащее марево. И зимой Кривобродовку любила, сплошь занесенную снегом, продувае­ мую ветром из конца в конец, с суметами по самую крышу, нанесенными за одну ночь. И осеннее темное небо любила, с падающими звездами, сгорающими и остав­ ляющими на небосводе мимолетный, быстро исчезающий след. Свою избу она узнала еще снизу от речки. Разглядела два тополя, а под ними приземистое строение. Избу срубили еще до ее рождения из лиственницы. Толстые бревна возили из тайги. Вон она, тайга-матушка, за речкой начинается. И тянется на Север на много сотен километров. Окошечки в избе маленькие, а печь русская боль­ шая. Сколько помнила себя Марфа, столько и стояло это истинное чудо, это сокрови­ ще русской жизни. В ней и хлебы пекли, и пироги. В ней и щи упреют, и горошница, и каша пшенная, да так, что каждая крупинка отдельно. Печь эту, битую из глины, ладил какой-то деревенский умелец. Да изладил так, что ей и сносу нет. Когда жила здесь, очень любила Марфа печь, ухаживала за ней, чуть ли не каж­ дый день подбеливала. Да и как не любить, ведь печь поддерживала жизнь. Встав в четыре часа утра и сперва-наперво подоив корову, она растапливала печь березовыми дровами и становилась к ней стряпать на жарком огне оладьи или ватрушки, так любимые детишками. Потом она сметала угли в загнетку и ставила хлеб. Больше всего она любила выпекать хлеб на капустных листьях. Хлеб получался чистым, пышным. А потом, убрав лопатой запашистый горячий хлеб, ставила на загнетку щи и кашу, вариться и упревать. И закрывала печь заслонкой. Щи и каша стояли в печи целый день. Томились. Вынь их вечером —- они горя­ чие. А дух какой шел по избе! Какие щи напревали! Рази на электрической плиточке такие щи сваришь? И тепло от печи шло по всей избе ровными волнами. Особо тепло было на полатях. А озноб жестокий одолеет зимой, лихоманка сломит, насквозь человека пронзит в трескучие рождественские или крещенские морозы, залезай прямо на печь, на постеленные на ней тулупы и лежи сутки-двое, лузгай семечки каленые, как рукой хворь снимет. Ей бы под старость лет ничего не надо, только зимой на своей бы печи спать. А у нее хватило ума избу продать. Поддалась на уговоры невестки. Да и опростоволосилась. Все равно теперь не с сыном, не с внуком, а с чужими людьми век коротает. Марфа Захаровна смахнула с глаз набежавшие горькие слезинки. Сложное чув­ ство обиды за теперешнюю свою одинокую жизнь и радость долгожданной встречи с родной, знакомой до боли с младенчества деревней вызвали эти кратковременные 84