Сибирские огни, 2004, № 7
« к к ж и ш Оч аа го и м нЩ ни ш жг < § и о Он о 4Щ е и жв- о Ю 78 раз, как только разговор заходит о матери. — Какую-то жалкую избу в захудалой деревне. А получила светлую изолированную комнату в центре областного города». Сколько раз Николай спорил с ней, убеждал, что не нужна эта комната матери, если она одна. Она же к ним ехала жить. К ним. И избу свою поэтому продала. Такой рискованный шаг сделала. Поверила им. А они... Конечно, он сам виноват. Надо было предвидеть. Сколько тому примеров, когда родители не нужны. Он тоже опасался. Но он верил Альбине. Не хотел думать ни о чем плохом. Почему? Да потому что любил Альбину. И верил в ее любовь. А она? Она не посчиталась ни с его любовью, ни со старостью матери. И хладнокровно обрекла ее на одиночество. 5 Знакомая с детства Пристань встретила Марфу Захаровну неуемным гомоном, громкими возгласами встречающих. К возгласам добавился шум сгружающегося ше бутного, горластого цыганского табора. Сильнее всех орали разнокалиберные ребя тишки. Маленькие и черные, как муравьи, они, помогая взрослым, волокли по трапу непосильные для них, неподъемные баулы, мешки и тюки с каким-то тряпьем. Табор торопился устроиться на ночлег на крутом берегу, возле диких кустов, у разведенных костров, чтобы насытиться походной пищей и рано утром тронуться в неведомый свой цыганский путь. День угасал. Солнце скатывалось к горизонту. Наливалось малиновым цветом. Стало доступным глазу. Марфа Захаровна стояла и смотрела на такой знакомый дебаркадер, на позеле невшие от времени и сырости мостки. Все здесь выглядело, как и в прошлые годы. Было людно, суетно. Люди шумели, тащили поклажу, провожали других. И припомнился Марфе Захаровне другой, горький, как полынь, день — день проводов мужа на фронт. Отсюда, с этой Пристани, и провожала она Ивана. Тогда тоже было людно. Народу скопилось много. Отъезжающих и провожающих. Ждали пароход. Он долго не появлялся. И прекратились временно слезы и рыдания. По одаль тихо играл патефон. Потом он замолк. Кое-где раздавался смех. Пьяный мужик рванул меха старой гармошки и высоким срывающимся голосом запел: Студенточка — заря восточная, Под липою я долго ждал тебя... Потом раздался дальний хриплый, как простуженный, пароходный гудок. И все увидели медленно заходящий и разворачивающийся против течения пароход. Снача ла он был маленьким, ровно игрушечным. Но по мере приближения рос на глазах и оказался большим двухпалубным. И сильно дымил клубами черного дыма, видно, кочегары только что подбросили в топки угля, и сильно молотил по серой воде лопа стями большого колеса, гоня волны, которые набегали на берег и бились одна за другой о дебаркадер. Гудок всколыхнул людей. Все соскочили, засуетились, заторопились прощаться. Посыпались громкие наказы, пожелания. И снова раздались рыдания. Женщины, как клещи, вцепились в отъезжавших мужчин, будто могли удержать их, спасти от приготовленных для них вражеских пуль и снарядов. Совсем рядом с Марфой и Иваном рыдала обезумевшая женщина, она повисла на пожилом морщинистом мужчине и никак не хотела отпускать его. И Марфа тоже никак не хотела отпускать своего Ивана. И все плакала и причитала. А он стоял — и мужик, отец двоих детей, и по-юношески еще тонкий высокий парень. Он прижимал Марфу к себе. Смотрел на нее сверху вниз черными неспокойными глазами. Пароход причалил к дебаркадеру. Среди толпы забегал, надрывно крича, худо щавый подвижный воинский начальник, выстраивая в одну шеренгу всех призван ных в армию мужиков. Он проверял их в строю по порядку номеров, а потом выкли кивал по фамилии. Выкликнул и Ивана Громова. Иван подтянулся в строю. Откликнулся. И Марфа сразу поняла, теперь он с этой самой минуты больше не принадлежит ей. Его вот сейчас увезут куда-то далеко-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2