Сибирские огни, 2004, № 7

живались на работе — вечеровали. Но время поджимало неумолимо, и его остава­ лось все меньше и меньше. Да тут еще смежники путались под ногами. Николай быстро ходил по подъездам. Ругался то с лифтерами, затянувшими работы по монтажу лифтов, то с электриками, до сих пор не осветившими лестнич­ ные клетки. То подбадривал маляров. То торопился с одним из бригадиров в улич­ ный вагончик на спущенных колесах, где у него хранились краски, обои, клей, гвозди, шурупы, инструменты и прочее, выдать ему недостающие материалы, потому что болела кладовщица. То бежал в другой, прорабский, вагончик срочно позвонить по телефону. И снова носился по дому, подгоняя плотников и штукатуров, заканчивав­ ших свои последние работы. Он кипел. И в этом его кипении был для него смысл его жизни, смысл его профессии. Он привык кочевать с дома на дом. С одного объекта на другой. Он привык, выкрутившись из одной неразберихи и получив то выговор, то благодарность с премией, немедленно залезать в другую. И снова жить заботами, завертевшись в них, как волчок. Нет, он великолепно понимал, что давно бы пора на стройке все отрегулировать, производить работы по порядку, одну за другой, строго по технологическому циклу. Тогда бы резко повысилась качество и производительность труда. Но строгая организа­ ция технологического процесса зависела не от него. Да и в возможность такой строгой организации не очень-то и верилось. Поэтому и работал, как вынуждали начальство и сложившиеся обстоятельства, проявляя при этом предусмотрительность и даже из­ воротливость, научившись делать невозможное в срок и даже досрочно. Николай в строительном управлении и в тресте был на хорошем счету. Ему поручали самые тяжелые объекты. Он являлся палочкой-выручалочкой, вытягивав­ шей самые безнадежные стройки, заваленные другими прорабами. «Громова по­ шлем, Громов сделает», — уверенно говорило начальство, если решало вопрос о самом запущенном доме. Он знал эту формулировку. И это несколько льстило его самолюбию, хоть самолюбивым назвать его было бы неправильно. Просто ему нра­ вилось хорошо работать и ходить в передовиках. Его часто хвалили на планерках, отмечали в приказах. Его большая цветная фотография висела на районной Доске почета. И ко всему прочему на одном из совещаний его наградили ценным подар­ ком — часами с выгравированной на обратной стороне дарственной надписью: «Прорабу Н.И. Громову за отличную работу». Это его радовало. Но сегодня все хорошее затмило несчастье, случившееся с Юрочкой. Вид обожженного Юрочки был так страшен, он так сильно обгорел, обжег себе такую большую часть своего кожного покрова, что может и не выжить. А если и выживет, то живот, ноги, кисти рук и большая часть груди могут остаться навсегда в рытвинах, шрамах, рубцах. Ну, пусть бы и в рубцах, но только бы не умер. Он боялся за своего ребенка. Страдал от невозможности ему помочь. И эта беспомощность тяготи­ ла его. Он не поддавался, старался эту боль перетерпеть, выглядеть бодрым и сильным. Заставлял себя быть спокойным и уравновешенным. Но это ему удавалось плохо. Ближе к вечеру он позвонил в больницу, узнал о состоянии сына. Ему не сказа­ ли ничего утешительного, ответили, как и в первый день: «Ваш сын в очень тяжелом состоянии. Скорее всего, в будущем потребуется донорская кожа и донорская кровь. Мы его сегодня же переведем в реанимацию. В ожоговый центр его перевозить нельзя — он не транспортабельный. Подключим к аппарату «искусственная почка», так распорядился главный врач». Но спокойный тон лечащего врача, говорившего с Николаем, нисколько не успокоил его. Он закурил сигарету. И пока прикуривал, сломал несколько спичек. Николай метался из подъезда в подъезд, с этажа на этаж, бранился, доказывал, уговаривал. У него не было ни одной спокойной минуты. Он нервно думал то о делах, то о матери, то о жене, то о сложившихся в их семье взаимоотношениях, то снова о Юрочке. Мать сейчас по дороге в Кривобродовку. И раз она поехала, значит постарается. Если только есть облепиха, обязательно привезет. Только бы не опоздать с приготов­ лением масла. Она такая. Чужое горе понимает. А семейное разделит обязательно. А он как поступил с ней? Он единственный, оставшийся в живых сын. Альбина не понимает этого. Или не желает понимать. «Что она потеряла? — удивляется каждый 77 БОРИС ФЕДОРОВ Д О м КОГДА ЦВЕТЕТ БЕЗВРЕМЕННИК