Сибирские огни, 2004, № 7

БОРИС ФЕДОРОВ 5#Шу, КОГДА ЦВЕТЕТ БЕЗВРЕМЕННИК осмелился. Не примет она сейчас его ласки, не поймет. Да и ласка его в этот момент покажется матери неправедной и фальшивой. — Может, к Павлу Рассолову сходить? — спросила мать. — Он в прошлом годе ездил в Кривобродовку по облепиху. — Я ему звонил. Нет у него масла. Было, да продал. — Жаль. Он бы дал. Он бы не отказал. Тогда сходи к Науму,—мать помолчала. — Нет, однако не ходи. К нему бесполезно. У него осенью опавших листьев не выпро­ сишь. Он сроду воды стакан из колодца не нальет, как будто эта вода последняя. И ему самому потом не останется. — Я уж думал в Бийск съездить. Там, говорят, продают на базаре готовое облепиховое масло. Да мне рассоветовали. Очень дорого. Неполный пузыречек из-под пенициллина пять рублей. А надо много. А там считанные граммы. И то, говорят, купишь, а это не масло, а подделка. Напороться можно. Там частники теперь здорово насобачились обманывать. И цвет оранжевый и запах, вроде есть, а не то... Фикция. Мать сидела опечаленная, пришибленная неожиданно навалившимся горем. — А если будет облепиха, сам масло сумеешь наладить? — Сумею. У Павла Рассолова возьму рецепт и сделаю. — Ну ладно, тогда я в деревню сама поеду. Ныне двадцатое сентября, ишшо не поздно. Она до снегов стоит. Поди, не всю выбрали. Николай возразил: — Ты что? Я тебя совсем не об этом прошу. — Знамо не просишь. Дак ить внучеку кто поможет? — Нельзя тебе. У тебя болят ноги. — Ничего, расхожусь. Лежать хуже. Мне даже пользительней на воздухе будет. Так что жди через трое ден. — Нет, мама, я тебя не пущу. — А я и спрашивать не буду. Больше Николай не спорил. И не имело смысла. Мать если сказала — сделает по-своему. Такой у нее характер упрямый. А потом, нужна была облепиха. Поэтому он хоть и перечил, а сам ждал в глубине души, не признаваясь самому себе в этом, такого именно материнского решения. И когда она его высказала, почувствовал удов­ летворение, но сразу же и поймал себя на мысли, что поступает нехорошо. И он спросил себя: «Что, от Альбины эгоизма нахватался? Тоже мне сын.» Затем из центра города, от самого ЦУМа, Николай ехал домой. Смотрел из пустого троллейбуса на освещенные неоновыми фонарями ночные улицы, по кото­ рым шагали редкие прохожие, на громады домов, на полуголые сиротливые дере­ вья. Вот миновали собор, проехали под новым железнодорожным мостом, по ко­ торому торопился груженый состав, набирая скорость. Потом Николай увидел по­ ловодье огней, отраженных в черной ночной реке. Навстречу мчались автомобили, ослепляя друг друга встречным ярким светом. Громыхал на рельсах одинокий трамвай, колыхаясь, как пьяный мужик, из стороны в сторону. С его дуги веером сыпались искры, и гасли, как маленькие метеориты, не достигая черного асфальта. Впереди на сиденье целовалась парочка, для которой не существовало ни удивительного ночного освещения, ни переливающихся на реке огней, ни скоро­ сти движения, ни Николая, сиротливо жавшегося к окну со своими бедами и заботами. А давно ли точно так же он целовался со своей Альбиной при каждом удоб­ ном случае, а то и не дожидаясь подходящего момента, на каждом углу, в каждом незнакомом подъезде, спасавшем их от любопытных глаз и жгучего сибирского мороза? И снова он подумал о матери: «Зачем я позволил Альбине перетащить ее в город, сорвать с насиженного места, к которому она приросла душой и телом? Пусть бы доживала свой век в деревне. Да, сложно все. Сложно. И одну оставлять в дереве было плохо. И вместе жить не получилось. 74