Сибирские огни, 2004, № 7
БОРИС ФЕДОРОВ КОГДА ЦВЕТЕТ БЕЗВРЕМЕННИК — А ты сказала Юрочке, чтобы он не прикасался? — Нет. — Почему? — Не придала значения. — Молодец, что скажешь. И тут между ними вспыхнул и жарко разгорелся скандал, злой и отвратитель ный, после которого Николай спал очень плохо. Ворочался, вставал, ходил несколько раз на кухню курить, снова ложился, задремывал, но тотчас просыпался и снова лежал и думал о Юрочке: «Как он там, ребенок, в больнице?» И другие мысли, как назойливые мухи, лезли. Долго и неприязненно думал об Альбине: «Вот ведь какой- то знакомый, какой-то Михаил Лазаревич, оставил канистру с бензином, а она даже не предупредила ребенка, что ничего чужого, а тем более бензин, трогать нельзя, что это опасно. И вот результат. А если малыш не выдержит?» Николай прикрывал глаза и тотчас видел бледное, белое, как стена больничной палаты, лицо сына, кровь от которого отхлынула, сделав лицо ребенка полуузнавае- мым, тем более, что губы он раньше никогда не закусывал, а тут закусил от боли, чтобы не выдать ее. Потом, чтобы переменить ход мыслей, он думал о сдаваемом доме, в следую щую среду предъявляемом Государственной комиссии. Альбина тоже спала скверно. Вздыхала долгими мучительными вздохами, вста вала, пила капли Зеленина, пустырник, глотала какие-то таблетки, ложилась и, задре мав, просыпалась с дрожью. В эти минуты Николаю было жаль Альбину. Он понимал, она — мать, пережи вает за ребенка. Но он не мог приласкать и успокоить ее. После скандала исчезли куда-то все хорошие слова, которые раньше он говорил ей, выветрились, испари лись, как вода с раскаленной сковородки. Более того, его тянуло безжалостно спро сить: «Что, допрыгалась? Теперь довольна?» Только язык не поворачивался спро сить это. Альбина тоже ничего не говорила Николаю. Не прижималась, как всегда, к нему. Лежала отчужденная, холодная, уйдя в себя. Утром Николай завтракать дома не стал. Вместо завтрака засунул в рот сигарету. Позвонил на работу начальнику участка, отпросился на несколько часов и отправил ся на базар в надежде купить масло. Но и на базаре масла не оказалось. Зря только проторчал полдня. Наконец, не выдержав, спросил у торговки семечками: — Скажите, бывает облепиховое масло? — Давно не видела. А облепихой торговали дней пять-семь назад. Да, видно, всю продали, — ответила женщина, — долго ее держать нельзя. Она киснет. Люди и спешат скорей переработать. Весь оставшийся день Николай волчком крутился на стройке. Сознательно за держался на работе, чтобы хоть куда-то себя деть. А поздно вечером поехал к матери просить у нее совета. Ехать к матери не хотелось. Последнее время ему трудно стало говорить с ней. Но гнала необходимость, и он отправился. Ему открыла соседка по квартире, толстая, в три обхвата, неповоротливая Кира Анфиногеновна, с обширной грудью, которая тряслась даже при слабом движении, и с талией, подобно которой невозможно было бы найти даже при большом жела нии. Они поздоровались. — Как мать? — Лежит, — она посмотрела на Николая недовольным взглядом. — Уходить будете, скажете, я закрою. Кира Анфиногеновна слегка склонила голову набок, безразлично приподняла одну бровь, сразу же надломившуюся посредине. И это означало, что Кира Анфино геновна готова ответить на все вопросы Николая, если они возникнут, но не вклады вая в ответ никакого тепла, а по обязанности, просто чтобы ответить. Николай заметил ее вежливо-сдержанную улыбку. Улыбка эта всегда была как некое одолжение. Кира Анфиногеновна ушла в свои комнаты, а Николай, снимая легкий плащ и ища под вешалкой гостевые растоптанные шлепанцы, сразу почув- 72
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2