Сибирские огни, 2004, № 7

хоть в сумасшедшем доме... Диссиденство вообще все стоит на болезненном пред­ чувствии неизбежности смерти, на апокалиптичности сознания. Отсюда постоянная нервозность: нельзя же говорить об этом публично. Но смерть мира и смерть чело­ века, в общем-то, равнозначны. Критерий для того и другого один — сам человек. Мой личный конец света для меня не менее кошмарен, чем все вселенские катастро­ фы. Вот и водораздел: я или мир. Кто или что: диссидент или nonconformist. И тут, в любом случае, финальная перспектива становится абсолютным злом. Во времена Чаадаева российская интеллектуальная часть общества была толерантна по отноше­ нию к Западу, искренне считая себя постевропейской. Но потом мы все-таки вспом­ нили о своей азиатской половине, стали дифференцироваться от них и самобытни- чать. Мы обрели параллельную динамику самопознания. И вот что тут, интересно, теперь обнаруживается: западный nonconformist так и развивается с тех времен об­ щественником, толи масоном, толи хиппи, но обязательно клонирующимся универ­ салом. У них все партийно, даже самое интимное, все для толпы, они смотрят в перспективу апокалипсиса фасцинированными жертвами. А у нас — нет, наоборот, все сами по себе, все сами себе умницы, которым никто не указ. И вот, наш дисси­ дент рано или поздно выкристаллизовывается в Бакунина и Солженицына. Не спорь­ те! Их рок «протеста» собирает сотни тысяч в одну монаду, а у нас Окуджава тихо­ нечко на гитаре тренькает и его только на кухне слышно. Но сколько кухонь-то! Венька, насытившись, расслабился, самозалюбовался и явно пережал. Количе­ ство выдаваемых им умных слов не только никак не перешло в качество всеобщего восхищения, а вызвало вполне понятную оскомину. Сергей не уловил того момента, когда ниточки всеобщего внимания стали отрываться от Веньки. Но хозяйка, Вера Ивановна, и Маша все чаще бесшумно выходили и ходили в дом по каким-то несроч­ ным делам. Николай Эдмунтович, набив трубку, присоединился к мужчинам, они даже выдвинулись на широкое, открытое крыльцо. Упорно внимали Венькиным раз­ глагольствованиям только три старушки и совершенно не шевелившийся шофер. Наконец-то вспомнилось, как он тогда представился: конечно же, Володя. В Советс­ ком Союзе половина мужиков, те, кто не Сергеи, Володи. Неожиданно в очередной раз вошедшая Вера Ивановна перебила Веньку: — Вениамин, вы нам обещали интересного собеседника, а сами ему не даете рта раскрыть. Я же вот и людей специально пригласила. Давайте послушаем по это­ му вопросу Сергея. Сергей? — Я разве не позволяю? Увольте! «Не даю рта раскрыть»— право, мадам! Кста­ ти, я и не обещал собеседника. Я обещал интересного человека, неординарную лич­ ность. А интересного собеседника в моем присутствии просто не может быть. — Сергей, о вас Вениамин мужу столько наговорил. А он мне. А я другим. И про Сибирь, и про арабов, и про белорусов. Но ничего про ваши, ну, если не полити­ ческие, то гражданские привязанности. Это интересно: как такая личность самооп­ ределяется в социуме? Чтобы не было испорченного телефона, скажите: вы себя сами к кому причисляете? Вы, наверное, как всякий эзотерик, гражданин мира, кос­ мополит? — Я? Я... нет, просто патриот. — Вокруг разом вздрогнули. Словно он что-то неприличное произнес. — О? Это интересно. Как это? — Да так. Сам не пойму. — Мм... Вы же воевали? Кстати, как после этого играть в войну? Я имею в виду съемки фильма. Вас не пугало, вернее, не мучило, что вот так можно играть в кровь, в боль, ненависть? «Понарошку»? — Хорошо, понятно. Только Вера Ивановна, можно я вам потом как-нибудь расскажу про войну. Про настоящую и игрушечную. Обязательно расскажу. Вопросик как-то не под настроение. Сергей оглянулся, ища помощи. Она при­ шла от одной из старушек: — Вера Ивановна, голубушка, вернемся к нашей теме. Я так вот отсюда, из сумра­ ка, наблюдаю вас, Сережа, и все думаю: вот новое поколение в театре, в кино. И даже лица другие. Вы как-то лучше нас выглядите для своего возраста, моложе. Нет, не улыбай­ тесь! Вспомните Крючкова или Жарова: разве они были когда-то молодыми? 55 ВАСИЛИЙ ДВОРЦОВ ОКАЯНИЕ