Сибирские огни, 2004, № 7

варов, зимние букеты и гору грязной посуды в мойке. Курили чьи-то забытые «Pall Mall» и пили промерзшую в холодильнике водку. Из закуски на столе была только начатая литровая банка красной икры. Одна икра — и ни корочки хлеба. Вот так и сидели: рюмка водки, ложка икры. И слабая сигарета. — Ты понимаешь, старичок, — Питер уже рассказал про свое семейное поло­ жение и перешел на глобальные темы, —- ну нет никакого резона дальше жить в этой стране. Этой, блин, крестьянской и пролетарской стране победившего социа­ лизма. С ее пятилетними планами, партийными директивами, идейными худсове­ тами, ветеранами сцены, межклассовыми прослойками и беспросветным хам­ ством. Никакого резона. Но и уехать вот так просто невозможно. Поздно-с! Я нена­ вижу эту страну и этот строй. Но в то же время отчетливо понимаю: я законченный советский режиссер. Законченный на-всег-да. Во всем. Самый совок. Ты вот по- английски шпрехаешь? — Hi. Me name is Sergey. Beautiful weather, is the truth? — Завидую. А меня мама в детстве побоялась учить. Да и потом тоже пилила: «Петечка, не нужно высовываться, не нужно нарываться»... О! Ты не знаешь, что такое наши еврейские мамы? А идише мамэ? Завидую. А, может быть, она и права. Я как-то, было, в Кишиневе подался на курсы. И уже на ближайшем парткоме встал, блин, закономерный вопрос: «А зачем главному режиссеру республиканского теат­ ра изучать английский язык»? Не собирается ли он, часом, эмигрировать из нашей самой могучей и свободной Родины? А почему они не подумали, что я вдруг да захотел Хемингуэя в оригинале почитать? А? Прогрессивного американского писа­ теля. И Марка Твена. Тоже весьма прогрессивного. Ты понимаешь, какие козлы? Либо — язык, либо — главный. Я, естественно, выбрал последнее. Вот, сейчас верну­ лись с труппой из Франции. Неделя в Авиньоне. Чего стоило, блин, в министерстве пробить участие в фестивале, обойдя Челябинск, это особый разговор. До смерти теперь не рассчитаюсь. Но! Как же унизительно, когда вокруг все, даже негры, гово­ рят на двух-трех языках, а ты только глазки пучишь. И переводчик, кэгэбэшное рыло, за тебя думает: что перевести, а что нельзя... Мы же тут в такой дыре, в такой жопе живем! А ведь мир-то не вокруг нашего пупа вертится. Советский Союз, блин, — яма, помойная яма, навозная грядка для цветения ничтожеств. Ты, киношник, скажи: как можно оставаться Бондарчуком после такого явления как Дон Луис Бунюэль? Да я за одну его одноногую Катрин отдам миллион всяких Наташ Ростовых. И не помор­ щусь. Ненавижу крестьян и пролетариев! Скажи еще чего-нибудь! — Close your eyes... and ГИ kiss you...А гитары у вас нет? Я бы тихо-онечко попел: Tomorrow I’ll miss you, Remember I’ll always be true... — Как красиво звучит. Сказка. Эх, почему ты не кукольник? Я бы тебя, блин, премьером сделал. И заслуженным Башкирской республики. В один год... Нет, ты же все пытаешься Москву взять! Завоевать столицу. А зря, старичок, все зря. Только время потеряешь: ничего у тебя не получится. Понял? Без родни — ничего здесь не получается. Слушай, а давай я тебя прилично женю? Утро начинается со звуков. Где-то далеко-далеко ругаются муж и жена. Точнее, бывшие муж и жена. Потом хлопают двери. Многократно хлопают: это уходят колле­ ги, друзья и поклонники. Сипло шипя, проскакали котята. Сколько еще можно не вставать? Пока природа не потребует. Сергей, как мог, вытянулся на старинном, с откидными круглыми валиками, диванчике. Холодно спать на коже. Даже летом. Когда же они вчера устали пить? Наверное, когда глаза от дыма выпали. До сих пор режет. Хорошо, что соседний дом закрывает свет, иначе бы смерть. О, если бы по щучьему веленью появилась бы прикуренная сигарета. На шорох все-таки осторож­ но приоткрыл склеевшиеся веки. Тяжелый гобелен, вместо дверей отделявший эту проходную комнатку от иных, шевельнулся и отполз, пропустив худенькую девочку- подростка. — Здравствуйте. Я Яна. Дочь Питера. А вы? Сколько ей лет? Шестнадцать? Четырнадцать? Совершенно неразвита. Но на­ крашена. Сергей заново натянул на себя плед. Похмельно всхрипнул: — Я, кажется, Сергей. со о Я о. 0 оа et Я К 1 оэ 47