Сибирские огни, 2004, № 7

звенела первая перемена, мгновенно вырастал в дверях, манил пальцем в коридор, и там начинал тиранить: вытряхивал карманы, сморкался в его— единственный на всю школу! — носовой платок, неожиданно тыкал пальцем под дых и в ребра. Съев найден­ ный хлеб и сахар, выкручивал ему руки и, заглядывая в слезящиеся от боли и обиды глаза, говорил всякие гадости про Пятаковскую мать: кто и когда у них ночует. В прин­ ципе, про нее все знали, но вот так, в лицо, говорил только Толян. Единственно, о чем Столбняк молчал, так это о жидовстве. За антисемитизм тогда можно было скоренько отправиться и за их любимый Урал. И возраст в этом никому помехой не был. В эти слезящиеся болью глаза и заглянул один раз проходивший близко Воха. Пошел было дальше, но вдруг затормозил: — Столбняк, ты чо, в натуре, привязался? Столбняк вроде, как и не услышал. Зато услышали пацаны вокруг. И тоже тор- мознулись: где это видано, чтобы младшой делал вслух замечание старшекласснику? Дело было наказуемое. Любопытный кружок стал замыкаться, теперь за просто так не отступишь. Воха потянул носом и нагло сощурился: — Столбняк, ты чо, глухой? Отвали от него, в натуре. — Я чо-то не понял: где тут комар скулит? — Столбняк начал дурковать, при­ творно внимательно оглядывая потолок, но Пятака отпустил. И потом неожиданно хлестко шлепнул Boxy по щеке. Тот не упал, но зазвенело здорово, и в глазах поплыло. Драться в школе было западло, это все равно, что ябедничать, так как учителя всегда вмешиваются. Толпа вокруг увеличилась: ситуация получалась из ряда вон. Но раз так, значит так, и Воха с жутким криком врубил Столбняку в грудь головой. Продол­ жая вопить, он все так же, головой, пропер растерявшегося пятиклассника через весь коридор и вдавил в неожиданно легко открывшуюся дверь учительской. Там они и упали промеж столов. Была общая пионерская линейка, где драчунов на полгода исключили из отряда. Были родительские внушения. Потом, конечно же, и Boxy и Пятака старшеклассники сами тоже немного проучили. И отстали. Но зато теперь для белобрысого, с вечны­ ми цыпками на руках, с трудом не матерящегося в гостях, обычного нижнесергинс- кого мальчишки открылся совершенно невиданный, даже непредставимый доселе мир. Мама Пятака-Пети была пианисткой, работала днем в девчачьей школе, а вече­ рами в клубе самодеятельности. Самое замечательное, что она каким-то чудом вы­ везла с собой в эвакуацию несколько больших, роскошно изданных книг, из которых Володя узнал, что существует театр. Кино-то у них крутили в клубе и раньше, но он как-то и не догадывался, что артисты это живые люди и что они могут где-то делать представления «как в кино», но только тоже «в живую». И еще, был у них свой патефон с голосами оперных певцов, и раскрашенные открытки с видами Москвы, и фотографии Петиной мамы со знаменитыми генералами. Каждый день Володя прово­ жал Петю домой и просиживал у того до ночи. В сорок шестом Штейны вернулись в Москву, но редкая переписка продолжалась. А когда, уже после армии, Владимир поступил во ВГИК, то и жил у них больше, чем в общаге. Но это особая история. — Серенька, давай выпьем за тебя. Вот, Пятак, не знаю как ты, а я всегда завидую актерам. Это же самая лентяйская профессия. Самая что ни на есть безответствен­ ная. Ты только с утра приди, уж, пожалуйста, а к тебе тут же со всех сторон обслуга бежит: одевают, гримируют, текст повторяют. Потом садят так, ногу закладывают эдак, в руку бокал, чтобы свет играл. И режиссер, словно мама детсаднику: «Сере­ женька, скажи: «Надоело!» — «Надоело!» — «Нет, это, Сереженька, слишком пафос­ но!» — «Надоело...» — «А это, Сереженька, слишком вяло». — «Надоело». — «Ах, Сереженька, ты тут чуть-чуть руку с бокалом опустил...» — «Надоело». — «Эй, стоп! Это чья там за спиной тень появилась? Это кто актеру мешает работать?» — «Надоело». — «Все, снято. Ге-ни-ально! На сегодня можешь быть свободен...» — Ага, а ветродуй? Нечаев и Сергей враз загоготали. — Это, Лиличка, он о том, как его ветром сдуло. Понимаешь, нужен был порыв ветра с летящей соломой. Солома нашлась, а ветра не было. Ну и попросили на соседнем военном аэродроме реактивный двигатель, что на машину смонтирован. 45 ВАСИЛИЙ ДВОРЦОВ ОКАЯНИЕ