Сибирские огни, 2004, № 7

ВАСИЛИЙ ДВОРЦОВ № ОКАЯННЕ — Это вот, Феликс, спой что-нибудь повеселее. Что-нибудь такое, старое, доб­ рое, казацкое, чтоб всем нам хором поддержать. Я эту вашу сопливую «Машину времени» не воспринимаю. После Высоцкого чего уж умничать? Студенты и медбратья остались ночевать, а их Смирнов, здороваясь буквально со всеми встречными, провожал по вечернему городку до вокзала. Сам купил биле­ ты. Даже подпихнул каждого под зад на ступенях электрички. Потом подал Сергею завернутый в газету железный цветок. — Теперь дорогу знаешь, приезжай. Кузнецом не станешь, ясно. Я и не хочу никому этого. Нет, моя радость в том, чтобы вас, молодняк, просто будить. Вдруг кто-то пораньше да решится жизнь поменять? Себя найти. Не так, как я... И, вдруг, кто да успеет? Нужно ведь только разок попробовать: кому-то виноградную косточку в землю зарыть, кому-то розу выковать. Кому-то сломить тростинку и выдуть на ней мелодию. Всем должен быть свой шанс проснуться. Двери перед носом со свистом сошлись. И под нарастающий из-под пола гул выплыло резюме: Колея эта только моя, Выбирайтесь своей колеей... Действительно: после Высоцкого чего уж умничать?.. ...Лера спала, когда Сергей, как мог тихо, крадучись, проник в комнату. Нашарил в темноте ее любимый керамический, подаренный в Абхазии кувшин. Но, когда вставлял в него смирновскую розу, не рассчитал тяжести металла. Кувшин охнул и распался надвое... Московское метро напоминает паутину не случайно. Все это сказки для совсем простого народа — про то, что у товарища Кагановича не было четких планов его строительства. Это со сталинской-то строгой отчетностью! Как сказал классик: «ищи дураков»! Нет, все дело вовсе не в том, какую груду бумаги извели инженеры, и сколько раз потом, из-за примитивной техники, туннели не сходились в заданной точке. План, несомненно, был. Только искать его нужно совсем в других архивах. А если они вам не доступны, то тогда налегайте не на логику, а на ассоциации. Что-то да нащупаете. Даже в этих беспросветных тупиках и коридорах. Когда в темном тоннеле, из-за поворота вдруг появляются тускло мерцающие огни, на душе мгновенно холодает. Эта стремительно приближающаяся трехглазая голова гигантского подземного червя, несущего в своей утробе сплоченную массу молчаливых незнакомцев, пугает неизбежностью и размеренностью дальнейшей жизни. Стоит только прислониться к захлопнувшимся за спиной створкам, как уже совершенно известно, через сколько минут тебя вынесет в точно обозначенном мес­ те. Это где-то дома и на работе ты мог быть Сергеем Николаевичем Розовым, а здесь... здесь всем все равно. Все всем подчеркнуто безразличны, и вот уже и ты совершенно точно такой же, как эти миллионы пассажиров, ежедневно пользую­ щихся услугами московского метрополитена. Кем ты недавно был? Плевать, вот уже все окончательно уравниваются, утрясаются, покачиваясь, и даже дышат в общем режиме. Эхо воющего электродвигателя, стучащих колес и свистящего воздуха бьет­ ся о черные своды узкого, чуть искривленного тоннеля. Вдруг некая судорога внут­ ри вагона предвещает объявление остановки, и тех, кто сейчас покинет этот горизон­ тальный лифт на своем горизонтальном этаже, мгновенно отделяет незримая черта отторжения от остающихся: они смотрят не в себя, а в дверь. Чужие слова русский язык, как живой организм занозу, старается отторгнуть или хотя бы покрыть собственной белковой оболочкой суффиксов и окончаний. Но «метро» крепко застолбило целую смысловую и ассоциативную зону, никак не же­ лая превращаться в «подземку» или «метропутейку». Огромное количество самых разнообразных предметов и событий скрывается под этим ярлыком. «Метро», слов­ но бранное слово, оказалось способно, не склоняясь и не спрягаясь, быть существи­ тельным и прилагательным, подлежащим и сказуемым. Подобно матрешке, беско-