Сибирские огни, 2004, № 7

Родина ужаснула. Разве мечтал он о таком свидании? Сказочный городок Печо­ ры Псковской области, с холмами, озерами и церквями, теперь обернулся и не го­ родком вовсе, а ... пепелищем, чуть теплящимся на месте когда-то знаменитого фор­ поста границы великого и сильного русского мира. Пепелищем? Нет. Допревающей шелухой. Все тут словно подменили: где красота фигурных купеческих особнячков, где крепкие мужицкие дома с резными в три ряда причелинами, полотенцами и ставнями? Где неприступные, огромные — под груженные сеном возы — ворота «царских» складов?.. Все серое, облупленное, обветшавшее до крайности. Держатся только закопченные каменные стены. А люди? Земляки? Родня? Среди ближних и дальних родственников не осталось в живых ни одного старика. Ровесники? Те, с кем росли, учились, дружили и дрались, влюблялись и загадывали наперед? Вот эти, жалкие, испитые тени, бродящие на фоне потертой славы своих предков и слюняво тоскующие о сладкой жизни соседей-эстонцев? Он заглядывал в окна, заглядывал в глаза и ничего не узнавал. Это ли его родина? О ней ли он мечтал каждый год, когда с женой покорно паковался, собираясь на какой-нибудь очередной курорт или в санаторий? О ней ли видел счастливые сны?.. Бессмысленное, полускотское прозя­ бание до срока состарившихся работяг, живущих от получки до аванса, на который в магазинах можно купить только водку и серый хлеб, поголовно вдовые нищие стару­ хи, заспанные женщины и дети, грязно богохульствующие под вечерний колоколь­ ный звон их прекраснейшего монастыря... Смирнов с матерью сходили на бескрай­ нее, косо сползающее с холма кладбище, расчистили дорожку, покрасили низень­ кую оградку вокруг могилы отца. Опять вспомнился монастырь, куда они с бабой Тасей, тайно от бати, ходили давным-давно. Давным-давно. Когда небо было синим, мамкины сапоги на вырост, а кусочек антидора, смоченный сладким разбавленным кагором, так и остался вкуснее всех будущих тортов и восточных сладостей. Кузница, в которой когда-то трудился батя, давно разрушилась. Крыша сгорела, обугленные стропила завалились внутрь, печь соседи растащили по кирпичикам, остались только обросшие крапивой стены, сами собой превратившиеся в обще­ ственную уборную. Но в сарайчике за домом, где мать летом держала своих куро­ чек, она открыла ему замки на двух здоровенных, заваленных пропыленной, пропи­ танной грибком и плесенью ветошью сундуках. Инструменты. Отцовы. Самокова­ ные по собственной смекалке, с особыми приладами, и после стольких лет продол­ жавшие хранить память его мозолей, его силы. Молотки, керны, фурки, литейные формы, щипцы, мечики, лерки. А во втором ящике, сбоку, в истертой хромовой сумке, оказались тетради. Шесть больших, в серых картонных обложках «амбарных книг», плотно исписанных крупными печатными буквами и наполненные рисунка­ ми и чертежами. Он двое суток сидел, разбирая все, что отец успел записать за несколько месяцев до смерти, и плакал. В воскресенье они, теперь уже вдвоем с матерью, сходили в монастырь. И опять он не мог сдержать слез: такая красота, такая красота совсем рядом, а вокруг нее дикое, безобразное вымирание. Монастырь практически не изменился, словно не заметив, что стоявший когда-то в этом вот проходе вратарной башни мальчик превратился в грузного, уже седеющего мужчи­ ну. Здесь его жизнь не оставила даже тени. А где оставила? Где? Там, «совсем рядом со столицей»? А в чем? В виде кучи панельных хрущовок и силовых подстанций?.. Здесь ничего не изменилось. И не должно было меняться. Слава Богу. Пока мать стояла на церковной службе, он бродил по петляющим дорожкам и, борясь с жела­ нием закурить, искал, искал себе оправдания. Разностильные и разновременные застройки, дома и домики, цветные куполки храмов и тяжеленные каменные пни башен, лишенных войной острых крыш. Все ведь бедно, строго, но ухоженно из последних сил и возможностей. Монахи, как и в далеком средневековье, отчаянно держали здесь свою вечную осаду, отражая сменяющие друг друга пятилетки «каче­ ства и эффективности производства». На углу, около входа в древнейшую пещерную церковь, стоял сияющий чистотой дедок в застиранном, через край подштопанном по подолу подряснике, и улыбался. — Здравствуйте. — Смирнов проглотил вдруг поднявшийся ком. — День добрый. — Улыбка стала еще шире, собрав на по-детски розовых щеч­ ках мелкие-мелкие морщинки. 37 ВАСИЛИИ ДВОРЦОВ ЙЙШ , ОКАЯНИЕ