Сибирские огни, 2004, № 7

ВАСИЛИЙ ДВОРЦОВ Д О Ш ОКАЯНИЕ — Ты мне чуть не сломал жизнь. — «Сломал»? Но это же не жизнь! — Ты мне чуть не сломал жизнь. — Но это не жизнь. Жизнь — вовсе не это. Таня! — Сергей. Пропусти меня. — Таня... — Ты чуть не сломал мою жизнь! Я же учусь, я хочу учиться! А из-за тебя меня могли отчислить. С последнего курса. У нас же такие порядки. Восемь лет труда, усилий, мук. Иногда даже пыток. И нужно было все вытерпеть, все вынести, чтобы вот так глупо и разом потерять? Да? Я не согласна. Я не хочу. Не хочу. Вот он, театр. Я могу и должна танцевать в нем. Я мечтала об этом с первого класса, как только впервые попала на балет. Мечтала! И осталось так вот немного, совсем чуть-чуть, но ты чуть не сломал мне жизнь. Уходи. Уходи навсегда! — Я люблю тебя. — Мне этого не нужно. Когда мир умер, его смерти не стоит сопротивляться. Впрочем, это и невозможно. Главное, не питать надежды, что кто-то еще тоже жив. Не надеяться. Нужно быть как все. То есть, делать все, как положено. Можно даже лучше. Позавчера прошел второй дипломный спектакль. Его Подколесин, по­ хоже, несколько изменил предварительную раскладку комиссии по распределению. Вот вам, мадам Петрова, и ваши сомнения насчет не его амплуа! Кто герой, тот и комик. Это наоборот не получается... Тесное фойе областного драматического ста­ ло второй сценой. Только теперь на переднем плане фигурировала родная комиссия и понаехавшие покупатели, а на второй линии сновали счастливые педагоги и трясу­ щиеся родители. А они, выпускники семьдесят восьмого, оглушенные только что прозвучавшими аплодисментами, скромно «стояли у воды». Но для партии вынуж­ денного статиста Сергей нашел образ графа-палача Монтекристо, мрачно скучаю­ щего в углу. Очень точно: одинокий и все для себя уже решивший. От этой мрачной скуки его иногда стыдливо отвлекали. Во-первых, совершенно неожиданно с лестны­ ми комплиментами подошел сам директор «обладрамы», правда, без конкретных обещаний. Потом отвел на беседу молодой режиссер из Челябинского «Цвилинга». Сто пять. И комната в общаге. Тут же попробовал перекупить стодвадцатипятируб­ левым окладом и «несомненной» квартирой в течение года смуглявый говорун из Благовещенска... Сто пятьдесят в Новокузнецке... В эти два часа Сергей наблюдал, как нагнетается внутреннее давление у Иониади. Косился, вздыхал. Поминутно вытирал потеющий лоб. Ну? Ну?.. Пригласит в «Красный факел»? Ну? Хоть на девяносто? Нет... Значит, взаправду говорят, что он теперь не хозяин в театре... Еще три месяца назад действовала договоренность с Петей: на пару ехать рабо­ тать в один театр. Играть только на одной сцене. Только вместе. Клятвы на Воробье­ вых горах, конечно, не было, как и не было и разрыва договора. Просто последнее время они почти не общались. Ну, так, пара фраз, по необходимости. И то, Петя стал отвечать уже после Сергеевой больницы. А чем кому поможешь? Никто же не ве­ дал, что Мазель вдруг да захочет жениться на Ленке. И та вдруг да согласится. Только девственность уже не вернуть... Что было, то было. Она же сама привела к себе... А теперь уже они парочкой пусть катят в благословенный Улан-Удэ, на ее родину и даже чего-то там столицу. Пусть. А его дорожка бежит в противоположном направ­ лении — прямехонько в город-герой Москву. На запад, туда, где восходит солнце удач, солнце успехов. Истинное солнце артиста. И побредет он по той дорожке за ручку с Лариской Либман, к ее совминовскому дяде. Дядя как-нибудь да поможет. Обещано ей. Обещано ею. И принято им. Но на женитьбу она все равно не должна рассчитывать. Причем тут Моральный кодекс? Никто ведь не осуждал их все эти годы. Вслух не осуждал. Учились-веселились. Жили-дружили. Сходились-расходи- лись. Что было, то было... И что-то да будет. Это ведь совсем недавно открылось, что мир умер. И только для него открылось... 26