Сибирские огни, 2004, № 7

зьяннике» членством или заслуженностью, ему самому приходилось решать веч­ ную детскую задачку: «казнить нельзя помиловать». Конечно же, в одном варианте: помиловать. Благо, он уже десять лет в центре и знал, кто из каких областных, город­ ских или районных чинов кому в искусстве оказывает покровительство. И так, даже не заглядывая в театры, за исключением праздничных концертов, он знал всех знаме­ нитостей поименно и в лицо. Знал, кто и сколько пьет, как и с кем грешит. Ладно, люди все живые, все с прибабахами, но важно, чтоб все было согласно табели о рангах. Артисты обычно свое положение четко понимали. Понимали, что, в зависимости от званий и лауреатств, они себе могут позволить: кто просто в кафе столик перевер­ нуть, а кто посреди ночи «Куда, куда вы удалились» под горячевскими окнами про­ орать. Конечно, народец нервный, нежный. Самый смелый «Дон-Кихот», пообщав­ шись пару часов с залетными вокзальными урками, хулиганьем и цыганами, обыч­ но на полгода притихал. Хоть и гоношился до последнего. Кстати, как раз именно те, кто участвовал в этих самых юбилейных концертах, и были самые неприкасаемые. Их оставлять на ночевку категорически было нельзя, только попугать липовым про- ; токолом и уведомлением по месту работы. Кстати, а коньяков от артистов он еще не получал. Художники и Красный уголок оформили, и Доску объявлений, и вон че­ канный профиль Дзержинского на стену изготовили. Коньяк, это писатели, бывало, несли. А артисты все какой-то народ неблагодарный... Иногда умирает человек. А иногда мир вокруг человека. Это не сразу понима­ ешь. Странно идти, слушать, как тукает твое сердце, ощущать сбившуюся стельку, которую лень поправить, и безучастно разглядывать умерший мир. Странно, но зна­ комо. Это очень напоминает первые картинки младенческой памяти. Когда ты по­ мнишь или, вернее, заново видишь какой-нибудь факт во всех его мельчайших под­ робностях, но никак не относишься к нему. Это уже после, в памяти семи-, восьми­ летних к картинкам прикладывается и воспоминание о чувствах и эмоциях, их сопро­ вождавших. Потом. Так и сейчас. Что есть умерший мир? Красный светофор и необходимость сто­ ять. Автобус с прилипшими изнутри смутными лицами. Потом долгий-долгий пере­ ход через площадь среди чужих спин и плеч. Потом еще один короткий переход Вокзальной магистрали, серый урод центрально банка, поворот, поворот. Зеленая бутылка «жигулевского» из «Снежинки», беляш в промасленной оберточной бумаге. После обязательно нужно аккуратно вытереть губы и пальцы. Кто-то, за последние три года ставший хорошим знакомым, невнятно произносит соответствующие встрече слова, потом громче добавляет нужную информацию: не забыть сдать в библиотеку Гофмана, вечером последний прогон, одолжить грим у Лариски. «Сигарету? Пожа­ луйста!» Да, все вокруг еще продолжает привычно перемещаться, совершая как не­ кий ритуал известные действия, контактировать и взаимно реагировать в пределах про­ стейшей необходимости. Наверное, все еще вокруг достаточно логично. Но это все уже неважно, совершенно неважно. Потому что уже нет самой главной логики. Глав­ ной логики этого мира — его жизни. И еще: как-то сразу исчезли запахи и фактуры. А без этого все эти чужие люди, все львы и куропатки, суть только бессвязные рефлексы, бессмысленные клеточные рефлексы в уже мертвом теле. Во вселенском мертвом теле. Все и все теперь только факты, к которым уже нет отношения. Он встретил ее на полпути от училища к оперному. Умные подруги с оскорб­ ленным видом прошмыгнули мимо, и поспешили дальше, даже не оглядываясь. Пар­ ковая зона внутри огромного трамвайного кольца, расчерченная длинными пересе­ кающимися тропинками, была вся выбелена облетающими лепестками ранеток. Солнечный свет, просеянный через чуть покачивающиеся кроны высоченных топо­ лей, играл на миллионах этих рассыпанных и продолжающих сыпаться, пронзитель­ но белых крапинках конфетти. Несколько секунд они вглядывались в друг друга. Сер­ гей протянул руки, но безответно. — Таня. — Что? — Та-ня. 25 ВАСИЛИИ ДВОРЦОВ № ОКАЯНИЕ