Сибирские огни, 2004, № 7

Органные аккорды Баха сливались с шелестом листьев, неподвижным светом луны и мерцанием близких звезд. Аккорды повторялись, вызывая трево­ гу, упруго вздымались к небу, и вдруг при­ шло удивительное чувство растворенности в этом большом и цельном мире, где все не­ обходимо, уравновешенно и взаимосвязано: горы, деревья, звезды, музыка... Дыхание ветра в ночной траве. И теперь, когда я гляжу на картины Ды- кова, ко мне вновь возвращается это ощу­ щение. * * * Мотивы летних зарисовок возвраща­ лись зимой, в рисунках и композициях — более обобщенные и удивляющие неожи­ данными деталями. Жизнь прочно впитыва­ лась в эти листы. Из сплетения линий и прозрачных пя­ тен каким-то неведомым образом возникал светящийся, почти бестелесный и пронзи­ тельно знакомый мир. Возможно, таким он был в наших детс­ ких снах. На этих рисунках веселые конокрады уводили чужих коней. Из кустов выходили бородатые разбойники. В темном лесу, под деревом, окруженный сияющим светом си­ дел отшельник, склонившись над древней книгой. Кони храпели и бились, вырывая пово­ дья из рук. Над головами конокрадов осле­ пительно сверкали звезды. Огромные ножи разбойников больше подходили для жертвоприношений, чем для поножовщины... На этих рисунках прозрачные сны клу­ бились над лицами спящих людей. Медноли­ цые воины в рогатых шлемах выходили на бой. Их мощные тела были плотно покрыты татуировками, причудливо сплетенными из алтайских трав и цветов. В темных юртах возле дымящих очагов сидели красивые женщины. Отрешенно гля­ дя в огонь, ожидали, когда вернутся домой их любимые разбойники... Тысячи этих рисунков были раздарены, разлетелись по миру — без дат, без назва­ ний, без подписи... * * * Когда часто ездишь в Горно-Алтайск, постепенно начинаешь замечать, что начи­ ная от Барнаула каждый телеграфный столб смотрит в небо под своим особым углом, указывая, как высохший палец, на свою осо­ бую звезду. И, проезжая по мосту через Бию, я каж­ дый раз вспоминаю, как бабушка рассказы­ вала мне, что когда-то здесь, на левом бере­ гу, стояла деревянная церковь, возле которой был похоронен мой прадед. Потом церковь разорили, сделали из нее склад, а на месте кладбища — рынок. А по­ том церковь снесли, потому что она мешала прокладывать новую дорогу. Здесь ли кости моего прадеда? Или их куда-то сгребли железным ножом бульдо­ зера? Я еду по этой дороге, по костям моих предков, мимо криво стоящих столбов, и в который раз думаю о том, что было бы не­ правильно видеть в рисунках Дыкова толь­ ко возвращение к мифу или сказочные мо­ тивы... В них гораздо больше какой-то осново­ полагающей правды, чем в этой, окружаю­ щей нас, измученной усталостью жизни. Чтобы сделать такие листы, нужно жить среди этих гор, среди этих камней, этих дере­ вьев и животных. Надо ребенком сидеть на старом крыльце, слушая неторопливые рас­ сказы стариков. Нужно знать жадный интерес полуде­ ревенского мальчика к библиотечным кни­ гам, чтобы при чтении возникал этот удиви­ тельный мир, соединяющий в единый поток все чудеса, все культуры и все эпохи. Мир, в котором Верлена от Кэнко-хоси отделяют не столетия и традиции, а всего лишь плотный лист бумажной обложки. * * * Наше вхождение в культуру происходи­ ло в полном соответствии с нашей эпохой. В 1978 году в комнате Сергея можно было увидеть альбомы Ван-Гога, Матисса, книжки Заболоцкого и Рильке, волшебные повести вьетнамского средневековья, стихи китайских и японских классиков. Дыкову, с его постоянным интересом к мифологии, древний Восток давался легко. Я погружался в эти старые тексты долго, и с некоторым трудом. Рядом с Матиссом лежала редкая по тем временам книга Велемира Хлебникова и — бестселлер того времени! — воспоминания Ильи Эренбурга. Про эту книгу надо рассказывать от­ дельно, поскольку в течение двадцати пяти лет она была большим утешением для мно­ гих поэтов и художников. Из этой книги можно было узнать, что где-то на Западе — в Париже! — есть насто­ ящая богемная жизнь — пестрая, бурная и разнообразная. Взволнованный читатель того времени вглядывался в каждую строчку этой книги, заглядывал под каждую букву, в ожидании описания событий, фактов или хотя бы анек­ дотов из этой, незнакомой нам жизни. 215