Сибирские огни, 2004, № 7
Сергей и Татьяна стояли около училища. Где-то за углом Петя досказывал после дний анекдот, а здесь — только луна. Он дышал ей в ладони, а ее глаза были плотно закрыты. Луна, луна! И губы обжигались холодом каждого ее пальчика, и зубы сту чали, стучали, как будто под ногами вновь распахивалась бездна, а со дна ее милли арды злобных глаз наслаждались его ужасом, ужасом невозможности хоть на не сколько минут продлить это счастье. Сейчас, сейчас все это оборвется. Все.. .Из-за угла вылетел ошалелый Мазель. Он, перекосив оттопыренную губу, только молча таращил глаза. Татьяна вдруг все поняла, выдернула ладони и побежала к крыльцу. Сергей рванулся за ней, но Петя удержал, по-медвежьи крепко схватив за плечи, потащил в сторону: «Тихо! Смываемся». Почему?! «Смываемся». Они почти в ногу шагали на вокзал, потому что Пете в его Мочище, где он жил у деда, уже было не добраться, а ночевать даже кошакам где-то нужно. Прошагали ЗАГС, неразборчивое издательство, «Золотой ключик». Все-таки мощный у них го род, как-никак, столица Сибири: каждый дом — квартал. Вон, за перекрестком, стек лянный ЦУМ, и через десять минут они будут в тепле. Что, собственно, произошло? А, Шниткина. Шниткина, директриса хореографического училища, как раз сегодня делала свой вечерний налет на интернат. В целях выявления нарушителей режима. Вечерний-то ладно, а то и в три часа ночи могут всех в неглиже вдоль стенки в коридоре выстроить. Что, он разве не знает кто она? Кто, кто? А сумасшедшая. Быв шая пионервожатая. То есть, садистка, в прямом смысле. Она же девчонок за волосы таскает. А материт мальчишек в туалете так, что... Сергей пару раз пытался сорваться назад, но Петя вовремя хватал его за рукав. Все, все. Теперь уже проехали. Тут, на оборот, не нужно человека светить, не нужно его выделять из массы. Зачем? Это их порядки. И не надо против ветра. Все все знают, всех все устраивает. Не надо против ветра. Там же особый мир. Берут детишек с десяти лет, с утра до вечера дрючат. Половина не выдерживает, отсеивается. Оставшихся в восемнадцать лет «сдают» в театр. А там у них опять все те же порядки: утром — урок, днем — репетиция, вечером — спектакль. Ночью нужно постирать и поштопать. И так до сорока, до пенсии. Специфика жанра, иначе в балете ничего не добьешься. Но, главное, это у них уже двести лет. Одно изменение благодаря советской власти: перестали палки в педагогике использовать. Ибо, когда Екатерина отдавала указ о первой балетной школе, то повелевала брать в нее только «детей немцев, беглых и иных, коих не жалко». Так что, Шниткина, со всеми своими публичными истериками, матами, и интернатовс кими «прошарками», только продолжатель древней традиции. Откуда Петя узнал все в таких подробностях? Так это Сергей только сам всегда говорит, говорит, а вот он умеет и слушать. Неизвестно, что интереснее. Может, действительно, о таком лучше не знать? Ага, это тебе, «дитю немцев». А ты думаешь, тебя жалко? Уже было видно светящуюся площадь вокзала, когда вспомнилось, что именно сегодня в «Факеле» дежурит Дед Мазай. То есть, Юрка Мазаев, тоже бывший артист, изгнанный со сцены за пьяную драку на гастролях в Болгарии. Какого ж тогда рожна им толкаться в шумном и грязном зале ожидания, выглядывая вдруг освободившее ся местечко, прятать опухающие ноги в узких проходах, чутко дремля по очереди, дабы не смущать карманников, плести ментовскому наряду про ожидаемый пекин ский поезд, и к утру стучать зубами от холода перед такими же злыми от усталости буфетчицами, ожидая в конце технического перерыва горячего кофеинового напит ка, бессовестно разбавленного?.. И все это в то время, когда в шикарном здании быв шего купеческого собрания, бывшей колчаковской контрразведки, бывшего НКВД и так далее, а теперь помещении государственного академического драматического те атра «Красный факел» дежурит их друг и, можно сказать, брат, Мазаев? Вокзальная площадь осталась справа и позади, за бесконечной зековской стройкой с заборами, колючкой и пустыми солдатскими вышками. Вокруг ни души. И даже фонари здесь не горят. Который же час? Второй? Плевать, их уже ждут горячий чай со свежим анекдотом про мужа и командировку, шикарный мятый кожаный диван в артисти ческом фойе. И возможность побыть одному. Пусть там Петя с пожарными беседу ет об аэродинамике меняющейся плоскости крыла СУ-24 или 29. Не важно. 19 ВАСИЛИЙ ДВОРЦОВ 'Я Ш і ОКАЯНИЕ
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2