Сибирские огни, 2004, № 7

утрачена нами, а «свято место пусто не бы­ вает», и дети наши уже усваивают другую, — чуждую, потребительскую. Эти две «философии» противопостав­ лены друг другу в «загадочном» (В.Н. Яран­ цев) стихотворении «Друг за другом к этой женщине мы шли...». Действительно, в этом стихотворении много загадок. Кто эта зага­ дочная героиня стихотворения? Вероятно, символ. Но чего? Того, что наши предки обо­ значили женским родом: природы ли, женс­ кого начала в жизни, поэзии? Наверное, этот образ и призван быть обобщающим. Важно отношение героя и к тому, и к другому, и к третьему, т.е. к тому, что и составляет жизнь. Но и герой здесь не один: «друг за другом к этой женщине мы шли». Кто этот таинствен­ ный друг, так связанный с автором? Чита­ тель, герой стихотворения, друг, а, может, эротическое «я» поэта? Чего они жаждут? Конечно, любви — единственного эликсира, дающего поэту вдохновение. Но любить — значит, обладать? Насладиться? Но это не любовь, а страсть, а она рождает не лучшие чувства. Но герой в увлечении не замечает, как страсть начинает управлять им: низменные чувства одержи­ вают верх над разумом. «Организм дурной становится — перестал повиноваться...» И вот уже друзья не замечают, как безжалост­ но топчут то, чем раньше восхищались: «Са­ поги наши молчали, потому что их встреча­ ли перси радостно-упругие...» Страсть никого не сможет сделать счас­ тливым, потому что не даёт душевной гар­ монии. Ведь из сердца приходится «выпро­ важивать совесть». Вот такой бунт на кораб­ ле, где друг становится соперником. И все- таки любовь побеждает тёмную звериную страсть; и герой спасается. Как приходит к поэту озарение? Это предмет исследования не этого стихотворе­ ния, а всего творчества поэта. Ясно только одно: если страсть гибельна, то любовь — созидательна. Потребительская философия отношения к жизни противопоставляется такому отношению, которое предполагает не брать и захватывать, а отдавать, жалеть, обе­ регать, что соответствует изначально фило­ софии жизни русского человека, передавае­ мой из поколения в поколение и заменённой практической. А «практическое отношение, по определению Гегеля, есть отношение вож­ деления. В этом случае предметы деформи­ руются и потребляются.... От практическо­ го интереса вожделения художественный интерес отличается тем, что оставляет свой предмет существовать свободно». Как бы мы ни качали маятник своих представлений о нравственности, каким бы новым веяниям ни поклонялись, вечные ценности, в конце концов, победят, отшли­ фуют, подчистят «наждаком», подкорректи­ руют их. «И об небо, как об наждак, заостря­ ются самолёты...» «Не будем искать причи­ ну зла вне нас, оно сидит в нас, в нашем нут­ ре. И именно потому, что мы не осознаём своей болезни, нам трудно исцелиться» (Се­ нека). О таком исцелении исповедь героя по­ эмы «ДТ-54». Его воспоминания о любимой девушке нарочито плотские. Как самое луч­ шее в девушке он вспоминает её «крепкое тело-кровать». Плоть переходит в вещь, со­ зданную для удобства героя, а вот бутылка, наоборот, очеловечивается, награждаясь эпитетом «мордастая». Она нагло управляет поступками героя, запивающего горькую водку сладким мёдом губ. Таким образом, соединяются две роковые страсти — обе на высоком градусе. Сила страсти к женщине определяется количественно: «В одну целую восемь десятых я любил Катерину трудней всех других». Дальнейшая судьба героев — это воз­ рождение из пепла. Ее возрождает любовь, основанная на уважении, освящённая семей­ ными узами. Он же, терзаемый жестокой ревностью (видел в своих мечтах «как под ножом очи синие вылились»), только пока­ явшись в своих греховных помыслах, может найти успокоение. Душевная гармония, по­ кой _ вот о чём мечтает он в начале поэмы. В конце ее он, наконец, обретает гармонию в природе, но не один, а с друзьями: Вчетвером мы пойдём к ненаглядной, К той широкой и тёмной воде, Где качается месяц двухрядный И плывёт в натуральной среде. Между духовно близкими людьми не может быть никаких корыстных отношений, и потому рубль таксиста, перед которым ис­ поведуется герой, будет закопан под крес­ том «двух пшеничных дорог». Крест — клю­ чевое слово-символ в этой поэме: именно вера объединяет этих людей. Они становятся братьями и сёстрами во Христе, начиная мыслить и жить по христианским законам. О созидательной силе любви, даже бе­ зответной, стихотворение «Заплакал колокол села...». Оно начинается с духовной смерти героя. Жизнь движется: «бежит по берегу село», а он «не спит» и «не дышит». В «ма­ гическом кристалле» воображения — пус­ то. Только он сам — «больной старик». Жизнь приходит только с появлением музы, девушки, с которой расстался в юности. И тогда возвращается к нему чудесный образ — «яблоневый сад», мир его будущих сти­ хов, а значит и сама жизнь. И хоть ему не суждено быть с ней, но она остается его му­ зой, той, для которой все его стихи — цветы. Эта любовь делает его, старика уже, юно­ шей, давая силу и энергию: 207