Сибирские огни, 2004, № 7

Не внемли практичному трезвому бреду. Талант — это крепость в осаде продаж — Сдаётся лишь самым свободным в аренду За синее небо, за тёплый гараж. Вот этого духовного родства, взаимопо­ нимания и теплоты нет в любовной лирике поэта: Нет гармонии в отношениях и потому в его стихах любовь — это не единение двух людей, а вражда, соперничество. Герой сти­ хов — пленник любви-страсти, которая рож­ дает не лучшие чувства, а, как всякая страсть, наоборот, источник целого клубка новых страстей: злобы, ревности, отчаяния. Плен­ ник зависим от предмета страсти, унижа­ ем ею, но, как всякий раб, не в силах сбросить эти путы, от унижения испытывая стыд: Готовый потакать любым её капризам, Прощения просил, лил слёзы, жил вверх дном, И нежная душа фарфоровым сюрпризом Звенела от стыда в моём шкафу грудном. Отсюда отношение к женщине опасли­ вое, стремление к любви, мечта о ней, пото­ му что жизнь без любви — «механический Декамерон» и боязнь опять попасть в зави­ симость. Сдавая позиции одна задругой, уже не любви, а минутного забвения ищет герой: «Пока она рядом, я не одинок во вселенной». И это забвение сродни алкогольному, и ге­ рой не замечает, как становится пленником той и другой. (Стихотворение «Свеча. Бума­ га. Бормотуха...») Эти обе страсти действуют без участия героя: бормотуха змеёй (т.е. гибельным ядом) вползает в пищевод, а «пьяная Ас­ соль» ворвётся в дверь без стука и «из горла допьёт» то, что ещё не влилось в пищевод. Отвратительные детали нагромождаются друг на друга, и, увидев их все вместе, соеди­ нив прошлые мечты с тем, к чему пришёл, герой способен ужаснуться, вспомнив о высокой цели — жертве во имя людей (но нужна ли она этим двуногим тварям?) Итак, для поэзии А. Соколова характер­ но не только неприятие современного мира, отстранение от него, но и невозможность до конца порвать с ним, набрать сил для едино­ борства с ним и понимание своей обречён­ ности на эту борьбу, на жертву и одиноче­ ство перед этим враждебным миром. Всё это воплощается в образе Гамлета, который так близок герою поэзии А. Соко­ лова и которым он обозначает себя. Юниль Булатов («Весна в монастырс­ ком саду»). Когда читаешь стихи Юниля Бу­ латова, вспоминаешь другой классический образ. Конечно же, это образ Дон Кихота, вечного рыцаря и странника, и в наше неро­ мантическое, а, наоборот, прагматическое время удивляешься поэту, сумевшему про­ тивопоставить себя общим представлениям. И в то же время восхищаешься мужеством и решимостью, с какой он ополчается на со­ временные ветряные мельницы «осветитель­ ных мачт», «караульных башен вершины». Они имеют и голоса, и гром, и гудки, но свет их безжизнен. Оставаясь символами совре­ менной технократии, они враждебны челове­ ческой душе, беззащитной и одинокой, кото­ рой так холодно среди этих снующих и живу­ щих своей собственной жизнью механизмов. С ними сражается Дон Кихот Булатова. Они — вехи на нашем жизненном пути, и самая далёкая из них станция детства становится для поэта самой близкой, желанной. Туда он стре­ мится вернуться в своих стихах. Эта станция — окраина промышлен­ ного ли, шахтёрского ли городка. В общем- то, место не поэтическое: угрюмые домиш­ ки, «рельефная» грязь, «бездонные лужи», которые кажутся красными не от глины, а от крови, стекавшей с Верхней Покровки. Та­ ковы окраины промышленных городов — «нахаловки», где и драки, и пьянка, и матер­ щина. Обычно воспоминания детства окраше­ ны розовым отсветом ностальгии, тоски по безмятежности, и эта же точка ведёт поэта к миру детства, но этот мир был жёстким, даже жестоким, окружал его когда-то «плотным кольцом» мир врагов, а он убегал от него, «разрывая кольцо». И эта победа — умение разорвать оковы злобы, ненависти, всего того, чьим воплощением и были «породнён­ ные до смерти с тюрьмой», — стала опорой для него и во взрослой жизни: не выть по- волчьи, попавши в волчью эту стаю, а су­ меть противопоставить ей себя. Но если нет красоты в реальности, её можно представить, вообразить. И вот вмес­ то домишек, шагающих «нетрезвой толпой с холмов», он видит в своём воображении, как «в садах вечнозелёных замки высятся на скло­ нах». Через этот волшебный калейдоскоп он видит: На вершины из-за туч Посылает солнце луч. Косо падает меж сосен, Луч раскрашивает осень. Как «набухшие вены земли — корни» питают крону дерева, так и его до сих пор питают эти чудесные впечатления детства, слиянность с землёй, которая качает его, как в колыбели, а над ней склоняются к его лицу 204