Сибирские огни, 2004, № 7
мыслями «Контрапункте». Из текста уплот ненного вынырнувшими откуда-то китайс ким таксистом, кинжалом из Мазари-Шари- фа и полубредом о полетах на МИГе между прошлым и будущим, глаз выхватывает лишь один более или менее внятный абзац. В нем что-то о лавочнике Луке Диксоне, которому Пушкин остался должен 58 рублей 50 копеек за книги. Вообще в этом эссе, похожем на сценарий какого-то модного фильма, стрем ление В. Диксона прикоснуться к Пушкину может вызвать лишь глубокое сочувствие. Не получается, да и только. С какой стороны ни заходи, не забегай, не залетай. Возможно, и друзья тут сглазили. Как рассказывает автор, одна его знакомая из Москвы получила пред ложение сняться в художественном фильме, посвященном Пушкину. Лучшего кандида та на роль поэта, чем он, конечно же, не на шлось. Но правда, и согласился он играть «Пушкина не того, бронзового, со Страст ного бульвара, а как бы частичного, когда он болел тифом, был «худой, обритый, но жи вой» и не писал стихов». Помнится, Н. Гоголь в своей знамени той пьесе обессмертил одного такого персо нажа, который был с Пушкиным «на дру жеской ноге». Вряд ли к В. Диксона можно измерить одним лишь именем нарицатель ным под названием «хлестаковщина». Это сравнение, если оно и позволительно, по от ношению к автору «Контрапункта» уже ус тарело. Живем-то, как-никак, в эпоху пост модернизма, где Хлестаковы давно уже в ла уреатах премий и ѴІР-персонах ходят. Про сто свобода слова, во имя которой такие пи сатели, как герой нашей статьи, и выпесто вали свой дар каламбурщика и импровиза тора, сыграла с некоторыми из них злую шутку. Они вдруг решили, что в силах начер тать картину социального и литературного апокалипсиса, где место погубителей Отече ства забронировано не за ними, а за злодея ми из противоположного стана: из иркутс ких журнала «Сибирь» и газеты «Русский Восток», и общероссийских журнала «Наш современник» и газеты «Завтра». Лучше бы уж занимались начертанием картины мироз дания, пророча на всякий случай, как Кас сандры, гибель Западу и изобретая краси вые термины вроде «энерговитализм». Это я о Михаиле Веллере, чем-то неуловимо по хожим на В. Диксона. Между прочим, таких «Контрапунк тов»» у него числом поболее, страницами потолще. В одном из них, под благоуханным названием «Пир духа», М. Веллер, как школь ный учитель, раздавая отметки гениям, не обходит вниманием Пушкина. И вот ведь совпадение: и ему не дает покоя гениальность поэта. Повинен Пушкин, оказывается, в «изящном и фривольном офранцузивании русского языка». И тут же скромно призна ется, что эта его на диво мудрая мысль мо жет стать «дивной темой для кучи диссер таций». Ну разве что для «кучи», а не для диссертаций. Только вот в отличие от В. Диксона М. Веллер не списывает больше визм и советизм в архив истории, а доду- мывается-таки до их пользы в развитии и укреплении Российского государства: «То, что не сделали царь, правительство и Дума — сделали Ленин, Троцкий, Сталин. Зажа ли. Экспроприировали. Расстреляли. Укре пили. И заставили всех пахать на систему так, что дым валил», — с уважением и вос хищением пишет автор «Легенд Невского проспекта» об СССР. Так что шире надо мыслить, шире, Ви талий Алексеевич, в параметрах государства, а не каламбуров, которыми вы так по-детски увлечены. Прием, конечно, хороший, чита телю понятный и приятный, да и у писателя творческий азарт распаляющий. Вот только вряд ли каламбурам по силам иная роль, кроме развлекательной. Даже если знаток творчества В. Диксона В. Камышев усмат ривает в подчас принудительном сближении и сталкивании писателем «далековатых ре чений» какой-то уж очень революционный смысл. Ну, столкнулись новорусское слово «пипл» с русским «пепел», «из которого, — пишет далее В. Камышев, — птица Феникс имеет обыкновение воскресать», ну, пора довал остроумием автор. Только вот на «ис кру», которую якобы высекла встреча двух слов-близнецов, это вряд ли похоже. Ну, встретились, оттянулись, пропустили, так сказать, «порапопарепива» (слово из «Кон трапункта»), Впрочем, судите сами, чита тель, по тому скромному списку, что я здесь могу привести: «Ивангелья от Иван Иваны ча» (рассказ «Утренник с апельсином»); «В детских колясках — датский лепет о буду щем» (рассказ «Последний довод короля»); «бровеносец в потемках» рассказ «Загадав ший желание»); «у села имелся оселок» (рас сказ «Про лягушку гуляшку и гения Евге ния»); «прокурвленная комната. Дышать нечем и незачем. Не с кем ни обнажиться, ни обнадежиться», «чего тут, в этом театре больше: скифского или Склифосовского?», «время, темы и не те мы» (все — из «Кон трапункта»). Не правда ли, некоторые из этих перлов заставляют вспомнить В. Маяковского? Но мне больше напомнили книгу о нем Юрия Карабчиевского «Воскресение Маяковско го». Думаю, В. Диксон не обидится таким сравнением, ибо книга написана уважаемым либералами автором, диссидентом, и явля ется ныне одним из главных источников по творчеству Маяковского. Так вот, Ю. Караб- чиевский абсолютно не приемлет каламбур 197
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2