Сибирские огни, 2004, № 7
ства» либеральными ценностями сейчас почему-то ни у кого не возникает. (Стоит представить вымпел «Реформы. Чубайс. СНГ» в руках марсианина, как жуть проби рает). Да и где ему взяться, если, например, гибель подлодки «Курск» в книге объясня ется «национальным чванством, великодер жавной спесью, имперской кичливостью» (комментируется тот факт, когда флотское начальство отказалось принять помощь «британцев и норвежцев»), А не их проти воположностью — безнациональным и со всем не имперским равнодушием нынеш ней власти к армии и флоту. Но все эти анархизмы и анахронизмы кажутся милой беллетристикой по сравне нию с ядовитой публицистикой нападок на В. Распутина. Тут уже в выборе оружия, при емов и методов атаки автор себя не стесня ет: что под рукой окажется, тем и разит. Заш ла, например, речь о президенте А. Лука шенко и его сыне, тут же вспоминается не угодный В. Диксону земляк. Правда, поче му-то через посредство редактора «Вопро сов литературы» Л. Лазарева, который точ но знает, что В. Распутин однажды в Минске сказал о писателе В. Быкове, будто тот «пе рестал быть народным». В. Диксон, конеч но, поверил Л. Лазареву, и обрадовался лиш нему поводу кольнуть соратника по перу сравнением со «стареющей актрисой» и еще какой-то убийственной цитатой из Достоев ского. В другом месте «романа» его автор вступается за М. Захарова и его давний ленко- мовский спектакль «Поминальная молит ва». Наверное, В. Диксон там специально установил «прослушку», если прямой ре чью заставил сказать В. Распутина следую щие злодейские слова: «Спектакль неинте ресный. События нет. Играют добрых евре ев, а русские опять плохие». В итоге пре мию не дали, и зря, выходит, «Захаров уго щал высоких гостей коньячком»: не увиде ли они премии «5 тысяч рублей на 5 чело век». Зная неугомонность автора на все, что касается темы ущемленной когда-то кем-то свободы слова и совести, не удивимся, встретив на страницах «романа» не очень- то джентльменские выражения в адрес дру гого стана литераторов. Тут и «квази-патри оты типа Станислава Куняева», и «христора- диоактивные» «соловьи Генштаба А. Про ханов, К. Раш и другие», и опять В. Распутин, который оказался «одним мифом мазан» с Солженицыным. И скучно, и грустно читать это, наблю дая за патологией превращения романа в газету, да еще не очень свежую. Легко луп цевать В. Распутина, уж и так не раз битого своими. Один из них, В. Бушин, знаток по части литературного прохиндейства, суро во и не однажды выговаривал писателю за его симпатии М. Горбачеву и А. Солжени цыну, от фонда которого он не так давно по лучил премию. Но вряд ли В. Бушин и дру гие смогли бы отрицать художественную силу его произведений. Но только не В. Дик сон, которому трудно остановиться, раз уж начал: он готов перечеркнуть, извините, «по херить» и это. Вряд ли сие указывает на про тивоестественную степень политизирован ности данного писателя. Ибо в таком случае должна была неминуемо наступить его преждевременная смерть как литератора. Скорее это от полноты художественного тем перамента, духа соревновательности с под линными литературными величинами и даже гениями. Сам автор книги вряд ли бы возразил против таких определений своего творчества, как: «иркутский любитель пара докса» (В. Семенова) или «виртуоз и иезуит слова» (почти Маяковский). Виталий Камы шев, написавший предисловие к другой кни ге В. Диксона, мог бы добавить еще компли ментов: «История у него — живая субстан ция... непредсказуемая и незавершенная», писатель «обладает способностью пробуж дать к активности даже самое вялотекущее сознание». Действительно, в последнем мы убедились в полной мере: проза В. Диксона и впрямь способна поразить воображение любого читателя, шизоидного и истероидно го типа сознания и личности. Вот тут-то для исследователя творчества В. Диксона наступает, так сказать, настоящий контрапункт, или момент истины. А не явля ется ли сам автор книги писателем подобно го склада, который, в порыве фантазии легко может идентифицировать себя с любым классиком сибирской и даже великорусской литературы? Нам кажется это очевидным. Тем более что после В. Распутина автор «ро мана-экспресса» свободно переходит к Льву Толстому, как оказалось, мыслившем конге ниально В. Диксону. Сочувственно цитируя одну дневниковую запись гения о том, что бы «писать вне всякой формы... а высказы вать, выливать, как можешь, то, что сильно чувствуешь», он вспоминает почему-то Дж. Джойса, а не себя. Зато когда речь заходит о Пушкине, автор, без всяких посредников, сразу вспоминает о себе. И «Третью треть» книги под названием «Время московское» логично заканчивает своим вариантом «Про гулок с Пушкиным» — «Двести лет в одном экипаже». Здесь, после дикой скачки по био графии поэта, он переносит гения прямиком в Иркутск под именем Телепушкина, отв. секретаря газеты «Светская молодежь». И во всем он запанибрата с поэтом, который вза пуски болтает с ним о газетной текучке, «пре мии Кюхельбукера», Чапаеве и прочей ерун де. А дальше мысли автора и вовсе путают ся, не хуже чем в переполненном словами и 196
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2