Сибирские огни, 2004, № 7

БОРИС ФЕДОРОВ КОГДА ЦВЕТЕТ БЕЗВРЕМЕННИК — Юрочка живой? Она замялась. У нее невольно выкатились из глаз горькие слезинки. Она закрыла лицо ладонями. И Николай понял, что сын умер. — Уходи!Убирайся вон навсегда! — сказал Николай и снова потерял сознание. 2 7 Юрочку схоронили без Николая. На похоронах были Альбина, Марфа Захаров­ на, Андрей с Зоей, несколько сотрудников Альбины, Кира Анфиногеновна, ее сын Илья Романович, выходцы из Кривобродовки Павел Рассолов и Наум Соболев и еще несколько человек. Судьба снова столкнула лицом к лицу свекровь и невестку. Но на этот раз они смотрели друг на друга без всякой вражды и неприязни. Общее горе, как искусный лекарь, примирило их. Марфа Захаровна сквозь горючие слезы, застилавшие мутной пеленой глаза, видела, как Альбина обхватила Юрочку в малом детском гробике и рыдала негромко, но с каким-то надрывным клокотанием в горле, будто кто-то неведо­ мый схватил ее цепкой рукой за гортань, давил на нее и никак не хотел отпускать. Кира Анфиногеновна тоже искренне плакала, разделяя беду Громовых. Андрей и остальные мужчины оборудовали могилку и установили маленький железный памятник-пирамидку с овальной фотографией Юрочки. Он на ней улыбался. И Мар­ фе Захаровне казалось, что придет она домой, а там встретит ее золотой ее внучек с этой самой вот доброй улыбкой, которую она видела сотни раз и которая была ей знакома до боли. Марфе Захаровне прямо тут, у могилки, припомнился один случай. Учила она Юрочку считать. А чтобы ему было легче понять и интереснее считать, она объяс­ нила ему: — Ты будешь кукушкой. А я тебе вопросы стану задавать. К примеру, спрошу, сколько в комнате дверей? Ты должен кукукнуть один раз — «ку-ку». Сколько стуль­ ев? Ты должен прокричать пять раз. Понял? — Понял. Они так играли, а потом Марфа Захаровна в шутку спросила: — Кукушка, кукушка, а сколь лет мне осталось жить? А Юрочка брови насупил да и ответил так серьезно-серьезно, чтобы долго не куковать: — Ты, бабушка, девяносто лет проживешь и на второй день умрешь. «Вот, баушка еще жива, а он, дитенок горемычный, совсем ушел. Навсегда». И Марфа Захаровна утерла слезы. Альбина все глухо рыдала, просила прощения у мужа и у маленького покойни­ ка. Обещала, что на следующее лето обязательно поставит любимому сыночку хо­ роший мраморный памятник, такой, какие стоят у всех усопших. Марфа Захаровна даже сквозь слезы видела опытными глазами прожившего долгий век человека, что горе, как весеннее половодье, затопило Альбинино сердце, что боль, как удавка, захлестнула его, что ей скорбно и страшно от того, что произош­ ло. Но вернуть, заново переделать ничего нельзя, и ей, у которой самой сердце разры­ валась на части за погибшего внука и изуродованного богатыря-сына, было очень жалко Альбину. Она обняла невестку за плечи и сказала сквозь слезы: — А ты поплачь, поплачь, родимая, как бабы ране в деревне по покойнику кричали, не рви сердце, пореви в голос, тебе легче станет. Но в голос Альбина кричать не могла, не умела, это не у каждой женщины получается. И тут, подле могилки и потом в небольшом кафе, где проходили поминки, люди говорили о том, что Господь Бог забирает к себе самых лучших. А Кира Анфиноге­ новна оказалась очень набожной, о чем не знала даже жившая с ней Марфа Захаров­ на. Она очень тактично и пунктуально поправляла всех, если кто-то ошибался и неправильно говорил молитвы или неправильно соблюдал элементы обрядов по усопшему рабу Божию Юрию. Марфа Захаровна, хоть и верующая, не соглашалась с ней: 132