Сибирские огни, 2004, № 7

Марфа Захаровна кивнула. Она много раз за жизнь видела буйное цветение сирени и черемухи, и ее всегда поражало, сколько красоты может дать людям земля. Она вдохнула запах парного молока. Молоко отдавало полынью. Она отхлебнула его, и этот родной привычный привкус полынной горечи, неповторимое тепло парного молока выдавили из глаз ее счастливые слезы. Она не скрывала их, не прятала, не утирала. А еще поразили Марфу Захаровну какие-то неведомые ей цветы. Они были бело-лиловыми и росли без листьев прямо из земли, вскопанной маленькой круглой клумбочкой, обложенной кирпичом рядом с сиренями. «Чудно, все увядает, а они раскрыли свою красоту». Марфа Захаровна спросила: — Что это за цветы такие, Элла Платоновна? Никогда таких в жизни не видела. — Это? — удивилась Элла Платоновна, перехватив взгляд гостьи. — Это, Марфа Захаровна, безвременник, цветет он в основном осенью, когда надумает. А то бывает летом отцветет, а осенью снова неожиданно порадует своей красотой. Элла Платоновна сидела напротив на скамеечке, смотрела, как Марфа Захаров­ на плачет от счастья встречи с родным простором, с родной деревней, с родной избой, от добрых мыслей, наверняка посетивших старушку, и тоже не выдержала, смахнула с глаз слезинки. Элле Платонове было очень жаль эту маленькую морщи­ нистую старушку, одетую в мужской, и даже не в мужской, а в подростковый пиджак с протертыми на локтях рукавами, в старый клетчатый платок и потрепанные ботин­ ки. Она принесла ей сверток. — Идите мойтесь. Это вам белье и полотенце. Мыло и вехотка в бане. А веник, сами знаете, в предбаннике. Марфа Захаровна пошла. Шла она сгорбившись, устало передвигая ноги. «Эх, старость, — подумала Элла Платоновна,— что же ты с человеком дела­ ешь?» 22 Альбина ходила по спальне в одной комбинации. В последнее время она рас­ полнела. Когда-то тончайшая ее осиная талия, которая в свое время приводила в изумление и трепет всех видевших ее мужчин, заплыла и деформировалась. На под­ бородке появились жировые складки. Исчез прежний нежный румянец, разливав­ шийся алой кровью под тонкой кожей, высвечивавший Альбину изнутри, каждое трепыхание ее души и появлявшийся на ее щеках то приливом женственности, то вспышкой молодости и задора. Теперь ее щеки стали неприлично красными. Они просто горели силой и огнем молодой, здоровой, полнокровной бабы. Красноту эту она теперь тщательно запудривала, но она все равно рвалась наружу, просвечивая предательски через пудру. Она больше не хохотала, как раньше, взахлеб, если ей и было даже очень смеш­ но. Она смеялась сдержанно. Нет, тело и лицо Альбины и теперь были красивы, и Николай мог подолгу смотреть на нее. Но она, как говорили у них в деревне, обаби­ лась. И это ему было неприятно. Не рановато ли? Альбина надела перед зеркалом подаренный ей Николаем медальон. Медальон тонкой чеканки по золоту украшал грудь Альбины, облагораживал ее. Казалось, плечи ее отливают матовой желтизной. Альбина подняла кверху руки, освободила от заколок черные свои волосы, и они упали волной на плечи. Она посмотрела на Николая. — Не спишь, Николенька? — Нет. — Ты меня еще любишь? Николай ничего не ответил, только пожал плечами. Она легла вплотную к Николаю. Прижалась к нему грудью. — Я красивая? Николай ответил раздраженно: — Красивая, красивая, как навозная муха. Сверху вся блестишь, сверкаешь и пере­ ливаешься всеми цветами радуги, а нутро, извини, скажу по-деревенски, говняное. 123 БОРИС ФЕДОРОВ а Ш т КОГДА ЦВЕТЕТ БЕЗВРЕМЕННИК