Сибирские огни, 2004, № 7

БОРИС ФЕДОРОВ Щ КОГДА ЦВЕТЕТ БЕЗВРЕМЕННИК поливала, полола, окучивала, убирала урожай. Да еще домашний огород, да пригляд за свиньей, коровой, овцами, курами, да бесчисленная и бесконечная работа по дому. И ведь еще прихитрялась всегда накормить сына чем-нибудь вкусным, горя­ чим, починить, постирать и погладить рубашки и штаны, вымазанные и порванные им. И когда только она все успевала? Видно, надо было остаться в деревне жить с матерью, утешая ее одинокую старость. Ведь он тоже любил свою мать, теперь он точно знает это. Любил ее теплые шершавые руки, гладившие его коротко остриженную голову, когда он, набегавшись до умопомрачения, залезал на русскую печь, а она, встав на лавку, укрывала его, промерзшего на морозе, полушубком, говорила ему: — Спи, мой дитенок, спи, моя кровиночка дорогая. Утресь я тебе ватрушек румяных настряпаю. Ты встанешь и поешь перед школой с горячим молоком. А молоко с пенкой. А пенка вкусная. Ни у кого такой нет. Николай закрывал глаза и, чувствуя материны руки на своей голове, засыпал мгновенно сладким детским сном. Иногда, в самые свирепые морозы, не дававшие даже высунуть из избы носа, в длинные зимние вечера любил Николай почитать матери интересную книжку. Мать слушала внимательно и никогда не перебивала, все вопросы оставляла на потом, на конец чтения, когда электрическая лампочка предупредительно мигнет три раза и потухнет, потому что перестанет тарахтеть колхозный движок, стрекот его замрет, а она, загодя убрав незаконченное вязанье, спросит сына уже в темноте о прослушан­ ном, но не ясном. И Николаю очень нравилось разъяснять ей непонятное. Он хорошо учился, лег­ ко и быстро читал, много знал. И мать, поражаясь его объяснениям, говорила удив­ ленно: — Ну ты у меня молодец! Шпаришь, как Никифор Рассолов. Тот тожеть, хоть о чем спроси, все расчихвостит. 2 1 У калитки Марфу Захаровну встретила Элла Платоновна. — Вот хорошо, что пришли. Набрали? — Набрала. — А я баньку истопила. Помыться вам, попариться. — Все-таки стопила. Тогда испарюсь с удовольствием. Спасибо вам, душа добрая. — Только сперва поешьте с дороги. Передохните. Я блинов напекла. Вкусные. Поешьте с молоком вечерним парным. — Вот спасибо. Парное молоко страсть как люблю. Она сняла с плеч мешок, поставила у крыльца бадажок. — Вот тут садитесь на воздухе. Тут хорошо под сиренями. Эдик сам скамейку смастерил. Неподалеку от крыльца был устроен круглый стол. Он стоял на одной ноге, врытой в землю,, как стоит гусь на первом снегу на одной ноге, поджав вторую от мороза. С двух сторон стола были налажены скамейки. Садись, разговаривай себе за самоваром, согревай тело и душу ароматным чаем, заваренным из душницы со зверобоем. За скамейками полукругом стояли кусты сирени. Это уже все без нее сделали и сирень посадили. Вчера ввечеру и сегодня поутру она ничего не заметила, не разглядела. А красота-то какая! Сколько она мечтала сирень возле дома посадить, да все руки не доходили, да так и не дошли. А люди быстро управились. Кусты раз­ рослись, поднялись в вышину, стояли ухоженные, подстриженные. Марфа Захаров­ на полюбовалась на них. Элла Платоновна принесла молоко и блины. Из низкой глиняной мисочки сытно пахнуло топленым коровьим маслом. Элла Платоновна заметила, что Марфа Заха­ ровна любуется сиренью, сказала: — Это что. Сейчас все кусты полуопавшие, а весной, во время цветения, по­ смотрели бы. Красота! А запах какой. С ума сводит. 122