Сибирские огни, 2004, № 7

Когда он умер, Марфа Захаровна не помнила, да и на кресте надпись солнцем испепелило, дождями смыло. Только заметно было одно имя: «Парамон...» А даль­ ше и фамилия выгорела, но Марфа-то знала, что он Соболевым был. У кладбищенской оградки сызнова встретился Пахом. Остановился, закурил са­ мокрутку. — Ну как, Марфа, удачно сходила? Набрала? — Набрала. — Рясная попалась? — Рясная. — Ты это, Марфа, пришли Николая, пущай могилки родные поправит. — Пришлю. Я уж сама сообразила. — Во, правильно. А приедет если, гвозди потребуются или досочку какую заме­ нить, я дам. — Спасибо. — А краску сам пускай в городе купит. В сельпе нет. Приедет если, у меня поживет. — Ладно. — Я бы и сам мог поправить, да нельзя. Раз сын есть, он сделать должон. Это уж обязательно. А то от людей стыдно будет. А потом, я сделаю, а Николай приедет, осер­ дится. Скажет, кто тебя, дядя Пахом, просил. Я же не безрукий, скажет. Так ведь? — Так. — Ну вот. А не поправить нельзя. — Нельзя. — Ну, прощевай. Не обессудь, если что не так. Вдруг больше не свидимся. — Кто его знает? Как Бог даст. Каким боком жизнь повернется. — Давай тогда обнимемся. Сызмальства вместе. Да и потом родственники все- таки. Они обнялись и троекратно поцеловались, и сразу же глаза Марфы Захаровны наполнились слезами. Но они быстро прошли. Это были хорошие слезы, слезы радо­ сти и светлой грусти. Она вытерла их, улыбнулась широко и открыто. — Ну, прощевай, Пахомушка, живи счастливо. Дай тебе Бог здоровья. 20 Николай спросил себя мысленно: «Любила ли меня мать?» И ответил: «Любила и очень сильно». Просто он никогда не обращал на ее любовь никакого внимания, как не обраща­ ет внимания на любовь родителей большинство детей. Они воспринимают любовь родителей, как нечто должное, естественное, само собой разумеющееся, как воздух, которым мы дышим, как воду, которую пьем. Иначе и быть не может. Родителям любить детей просто по штату положено, на то они и родители. Более того, если признаться, Николай не только любви матери, а и ее самой почти не замечал. А заметил и задумался только здесь, в городе, и то, когда отправил мать на под­ селение. В детстве же, в деревне, он жил своей жизнью. Как единственный «мужчина» в доме, как урожденный крестьянский сын, с плотью и кровью впитавший в себя обя­ зательную и беспрекословную заботу о скотине, об огороде, о доме и домашнем хозяйстве, он понимал, что нужно все по дому делать и делать с душой и охотой. Но вычистив у скотины, задав ей корма, натаскав воды и управившись с другими до­ машними делами, он сразу забывал, что он «мужчина», становился просто школь­ ником, Колькой Громовым, самым обыкновенным деревенским парнишкой, играл с ребятами самозабвенно, срывался, как порыв ветра, и уносился с ними на поля, на холмы, за Лосиный ручей или пропадал на Кривобродовке. Они купались там в самых глубоких местах, плавали, ныряли, загорали, лежа на песке, до черноты. И радость била из них, как прибрежные ключи, чистые и студеные. А мать с раннего утра до позднего вечера трудилась в полеводстве. Выращивала картофель и овощи. С весны до осени она сеяла семена, садила капустную рассаду, 121 БОРИС ФЕДОРОВ ї Ж у КОГДА ЦВЕТЕТ БЕЗВРЕМЕННИК