Сибирские огни, 2004, № 7

неожиданно. Умрет вот она, к примеру, как хоронить, на какие шиши? Могилку надо выкопать — деньги плати. Оградку сварить — опять деньги. И так на все. На машину, на поминки, на памятник. В городе ведь даром ничего не делается. Схоронить челове­ ка— и то тысячу надо. Это еще по-бедному. Умри вот она, где Николаю деньги брать? Но Альбина такой лисичкой подъехала, такое будущее расписала, как они ладно бу­ дут жить, что и туг Марфа Захаровна махнула рукой: «А будь что будет. Для детей же своих отдаю, не для чужих людей. Лишь бы имя было хорошо. А я-то уж возле них как-нибудь проживу». Верно, и другие мысли были: «А если обманет невестка? Деньги возьмет да потом пинка поддаст, что тогда?» Но эти мысли не находили подтвержде­ ния: «Не может такого быть. Это же какую совесть надо иметь? Да ведь потом сын, заступа. Не должен он мать обидеть. Не такой он человек, мой сын». Когда Марфа Захаровна осталась первый раз в новой для нее незнакомой комна­ те, маленькой, продолговатой, с большим окном, выходящим на широкую шумную улицу, за дверями которой тяжелыми шаркающими шагами ходила ее новая соседка Кира Анфиногеновна, и села на оставленную предыдущей жиличкой кровать, на нее черной тучей навалилась тяжелая дума: « Как теперь жить? Сыну не нужна. С вну­ чонком разлучили. Нет, сыну-то нужна. А невестка... Что про нее говорить? Во всем- то она права. А сын, тюлень... Своего слова при ней не имеет». Она осмотрела свое новое жилье. Комната была светлая: потолок побелен, бе- лый-белый, чистый-чистый, как деревенские снега за околицей. А стены оклеены салатными обоями, очень красивыми, с крупными белыми лилиями по одной сто­ роне каждой полосы. Окно тоже белое-белое. А пол выкрашен светло-желтой крас­ кой, очень приятной. Чувствовалось, что совсем недавно здесь был хороший ремонт. Кто-то приложил к нему свои добрые и умелые руки. Но комната была пуста. У Марфы Захаровны, кроме иконы Богородицы и двухсот рублей денег, сунутых ей крадком перед разъездом Николаем на первый случай, ничего не было. — На, мама, — сказал тогда Николай,— я как раз премию за ввод жилья в эксплу­ атацию получил. Тебе на обзаведение пригодится. Только Альбине не говори. Да, у Марфы Захаровны, кроме подушки, одеяла и матраца, ничего не было. Даже посуды. Она слышала, как спорили в кухне между собой накануне ее переселе­ ния Николай и Альбина. — Ты бы ей хотя кастрюлек, чашек каких выделила, — говорил Николай. — Каких я ей чашек выделю, — зло отвечала Альбина, — что я ей дорогой чайный сервиз отдам? Сама купит. — На что она купит? Ведь у нее денег совсем нет. — Да уж, у деревенских куркулей денег нет. Кто в это поверит. Всю жизнь в чулок собирают, и все у них денег нет. — Я тебе серьезно говорю. Она же никогда ничем не торговала. До райцентра далеко, а в деревне кто у нее что купит, у всех все есть. — Ладно, не прибедняйтесь. Николай разозлился: — Тебе как человеку, а ты... Да она же тебе все свои деньги на обмен отдала. — Деньги отдала, зато комнату получила в самом центре города. Это, милый мой, бесплатно не делается. Да и потом, мошной пускай получше потрясет... На кастрюльки денег у них нет. Николай в сердцах даже выругался неприлично. И они сильно поскандалили. Зашел тогда в комнату матери и Юрочки и сунул матери эти деньги. Хорошо, что ребенок в этот момент отсутствовал. Первое, что сделала Марфа Захаровна, это повесила на торчавший из стены гвоздь, как раз напротив кровати, икону. — Ничего, — сказала она, — как-нибудь выживем. Потом она сходила в мага­ зин. Купила кастрюльку, ложку, миску, кружку, электрическую плитку и продуктов на первый раз. На чайник денег не хватило. Надо было оставить хотя бы на хлеб на последующие дни. Город всегда не нравился Марфе Захаровне. Он оглушал ее, обезличивал. Она терялась в нем, как песчинка на дне реки. Плохо переносила городскую суету и вечный многообразный шум. Она страдала от этого. Всю жизнь прожив в деревне, 119 БОРИС ФЕДОРОВ Щ КОГДА ЦВЕТЕТ БЕЗВРЕМЕННИК