Сибирские огни, 2004, № 7

БОРИС ФЕДОРОВ Д О М КОГДА ЦВЕТЕТ БЕЗВРЕМЕННИК Сбылись или не сбылись материны слова? Была ли она счастливой? Кто знает. Была и счастливой. Была и несчастной. Слез, пожалуй, боле пролила, чем улыбок людям подарила. Если на весы на разные чаши разложить: на одну беды бросить, на другую радости и счастье, горе, однако, перетянет, раз жизнь так сложилась. Сперва мать похоронила, потом мужа, потом двух своих детей, дочь Аленушку и сына Але­ шеньку. Говорил ей кто-то: «Не называй детей похожими именами, не к добру». Да не поверила она, глупости все это, мало ли кто чего наговорит. А вот и совпало. Сын Алексей погиб на пограничной заставе в перестрелке с нарушителем границы. Там его и упокоили, там и похоронили. А ей сообщили после похорон. Написали письмо о его хорошей службе, о его геройской гибели. Фотокарточку с могилки вложили. Хорошо все сделали, ладно. Памятник поставили со звездой, оградку красивую из железа завитушками и с шариками на столбиках. Сколько она тогда слез пролила. А на заставу не поехала — шибко далеко, на самый Дальний Восток. К тому же заболе­ ла она тогда с горя, пластом лежала. А потом не собралась. Все дела да заботы. Придет сюда на деревенский погост, посидит у всех родных могилок, поплачет, и Аленушку с Алешенькой заодно вспомнит. Припомнила она у могилок и Николая, подумала: «Сын, видно, у меня невезу­ чий. У меня дети гибли. И у него — один мальчонка, а и тому несчастье». Она пожалела Николая. Она жалела его всю жизнь. В детстве баловала. Часто стряпала для него оладьи и любимые его ватрушки с творогом. Жалко ей его было. Все налюбоваться не могла. Поздний он у нее. Родился через четырнадцать лет после конца войны, в 1959 году. И не думала она и не гадала, что еще одно дите на свет произведет. А вот сладилось дело. Отдал Иван, видно, на него последние свои силы, чтобы род Громовых продолжить, да и ушел из жизни за полгода перед его рождением. Рос Коленька хорошим, работящим. Сперва все по хозяйству переделает, во всем поможет, дров наколет, воды натаскает, скотину накормит и напоит, вычистит у нее, уроки сделает, а уж потом с ребятишками на речку или оравой в таволожник к холмам. Она не задерживала, пусть бегает, если все сделал. Чего за материну юбку держаться. Он и сам все понимает. Мужик растет, крестьянин. Марфа Захаровна никогда не старалась подменить сына, что-нибудь за него сделать. Боялась испортить. Не испортила. Так работящим и вырос. Это самое глав­ ное. Правда, противилось материнское сердце против города. Не хотела его отпус­ кать. Боялась. И было из-за чего. Да и какая мать не боится? Но город не уничтожил его, как дочку Аленушку. Наоборот, выучился сын, инженером стал. Мать нарадо­ ваться не могла. Но ему надо было помочь. Вот и рискнула она поехать. Хоть в душе так и осталось приглушенное масляными речами сомнение. Она скорей даже не Альбининым словам поверила, а поверила в глубокую свою необходимость для внука Юрочки, поверила в сыновью любовь Николая. Ошиблась, однако. Ох, однако, ошиблась. Не смог он ее отстоять, когда пришлось, когда Альбина стала рысью на­ скакивать. Или не захотел. И оттого, что он, сын, своими руками перевез ее на подсе­ ление к Кире Анфиногеновне, отвратило ее, оттолкнуло, как лодку от берега. И по­ плыла она, гонимая людьми. И не знает теперь, где к какому берегу пристанет. Любила ли она теперь своего сына, как прежде, она не знала. Может, еще люби­ ла. А может, остыла ее любовь, как отгоревшие угли в загнетке. Марфа Захаровна больше всего обижалась за то, что он, оторвав ее от деревни и перевезя на подселение, обрек на одиночество. Ее обуяла тоска. В деревне она тоже была одна, но не была одинока. Там была Родина. Там были свои деревенские люди, знакомые и родственники. Там прошло детство, юность, там пришла к ней большая любовь. Там было много горя. Но горе понемногу утекло, как вода в речке Кривобродовке. Зато осталась ее изба. Остались дорогие могилы. Но, сердясь на сына и обвиняя его в случившемся, она одновременно, сколько могла, все же оправ­ дывала его, старалась больше вины переложить на невестку. И за подселение, и за тоску и одиночество, и за выпрошенные Альбиной деньги, которые она своими руками отдала ей. Все свои деньги, вырученные за дом и корову. Ей было жалко отдавать эти тысячу двести рублей. Раньше у нее никогда не было столько денег. А тут они лежали на черный день, на всякий случай, который мог совершиться весьма 118