Сибирские огни, 2004, № 7
БОРИС ФЕДОРОВ ‘$Ш у і КОГДА ЦВЕТЕТ БЕЗВРЕМЕННИК день. Один из самых прекрасных на земле дней. И в такой-то неповторимый день готовились расстреливать партизан колчаковцы. Хмельные, они круто матерились, толкая партизан прикладами, выстраивая их в одну шеренгу. Связанные по рукам партизаны сопротивляться не могли и пятились спинами к вербам и березам. В середине шеренги недоросшими коротышками жа лись с двух сторон к рослому Никифору Рассолову, как подлесок к лесу, племянник его Пахомка Рассолов и Ванюшка Громов. Мальчишками ушли они в партизаны. Воевали. И попались в засаду вместе со взрослыми. Сзади, у самой рощи, в середине свежевыброшенной на четыре стороны земли, зияла страшной дырой выкопанная самими же партизанами глубокая могила. Рядом валялись лопаты с налипшей к ним глиной. Сбоку неровного строя солдат, слегка покачиваясь, переминался с ноги на ногу молоденький, белобрысый офицерик в расстегнутой шинели, полы которой болтались и стукались по начищенным, видно, денщиком, до блеска сапогам. Он командовал солдатами. Солдаты взяли винтовки на изготовку. Офицер повернулся лицом к толпе деревенских жителей и, жестикулируя рукой с зажатым в ней пистолетом, пьяно прокричал: — Вы, проклятое мужичье и бабье, знайте, хамы, расстреляем всех, кто поды мется против нас. Мою усадьбу сожгли. Ну и вас всех спалю. Солдаты ждали команды. Ждал своей минуты и косматый, с длинной всклоко ченной бородой сторож усадьбы купца Разгуляева Ферапонт. Офицер, красуясь перед шеренгой солдат, перед толпой поникших крестьян и обреченных на смерть людей, хотел еще что-то выкрикнуть, но передумал, спрятал пистолет в кобуру, вынул из портсигара папироску и стал нервно прикуривать. При курить у него не получилось. Ветерок задул несколько спичек. Колокольный звон смолк. И в наступившей тишине вдруг отчетливо раздалось неожиданное для всех многоголосое «ура». Оно катилось снизу от речки Кривобро- довки, нарастая, как гром, прибавляясь с каждой секундой. Люди увидели бежав шую к ним с винтовками наперевес широко развернутую цепь партизан. Цепь бежа ла на подъем смело и открыто. А впереди нее мощной волной било всесокрушаю щее могучее «ура». Строй солдат дрогнул, но не побежал. Офицер, так и не успев прикурить, бросил коробок и папиросу оземь, снова выхватил пистолет и крикнул: — Пли! И выстрелил сам. Оглушительным треском рассыпался не очень одновременный залп. И снизу, из цепи партизан, тоже послышались одиночные выстрелы. Один стрелок, сраженный пулей, упал. За ним второй. И тут солдаты смешались и побежали. Офицер рванулся к березе отвязывать вставшего на дыбы жеребца. Метался из стороны в сторону ошалевший от страха Ферапонт. Солдаты убегали к роще, отстреливаясь на ходу. Пленные попадали на землю. Выстрелы партизан усилились. Резанула по вербам пулеметная очередь, поотсекав концы веток. Марфа тоже упала и поползла к расстрелянным. Пули свистели над ней. Но ей надо было во что бы то ни стало узнать, живой ли Ванюшка. Ванюшка был живой, только сильно перепуганный. Его лицо и бумазейная ру баха затекли кровью. Пуля чиркнула сбоку головы и содрала на его виске кожу. Марфа обтерла его лицо подолом и прижала его голову к себе. Заплакала от счастья. Цепь партизан пробежала, обтекая их, вслед за колчаковцами в березовую рощу. Звуки выстрелов стали удаляться. Поднялся с земли даже не царапнутый пулей Па хомка, спросил Ванюшку: — Живой, братка? — Живой. Только напужался шибко. — Еще бы не напужаться, если прямо в тебя стреляют. В меня не попало, да и то чуть в штаны не наложил. Рядом стонал на земле, корчась и хватаясь за простреленный бок, Никифор Рассолов. Его перевязали порванной рубахой крестьяне. Перевязали еще троих, ос тавшихся в живых. ПО
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2