Сибирские огни, 2004, № 7

БОРИС ФЕДОРОВ ' Л КОГДА ЦВЕТЕТ БЕЗВРЕМЕННИК Марфа Захаровна, подгоняемая страхом, поспешно уходила от опасного места и вдруг заметила, что ноги у нее не болят. Совсем не болят, как новые. Точно их только что приладили. Она пересекла в обратном направлении Лосиный ручей и снова вышла к кол­ хозным полям, на которых работала всю свою жизнь. Она любила поля, когда над черной их весенней пахотой, залитой солнцем, дрожит марево и важно ходят по земле гордые своей независимостью такие же черные, как сама земля, скворцы. И хлеба любила на этих полях. И жнивье, когда они сжаты. Это были ее поля, ее сквор­ цы, ее марево. А неподалеку виднелась ее деревня с церковью, с колокольней. Она не понимала жизни без всего этого. А ее городская жизнь, как иногда казалось ей, была чем-то временным, как болезнь, которая вдруг откуда-то возьмется, сломит, согнет, пришибет, а закончившись, внезапно куда-то улетучится, исчезнет, будто ее никогда и не было. Она перекрестилась на церковь и сказала: — Слава тебе, Господи, что свиделась я со своей Родиной. Марфа Захаровна заметила, что на поле перестали рокотать комбайны, видно, закончили здесь работу да переехали в другое место. И на поле упала тишина. И было в этой тишине для Марфы Захаровны счастье и отдохновение от городского суетного, заполошного шума, затихающего только глубокой ночью, да и то ненадолго. Марфа Захаровна подошла к кромке поля. Села прямо надери. Хлеб с поля был убран. Оста­ лась колючая стерня. Поле простиралось широко, уходило далеко вперед и смешива­ лось на горизонте с небом. Лишь с правой стороны его очерчивала длинная черная полоса— там зачиналась тайга. Разделяя тайгу и поле, текла речка Кривобродовка. А вон и дымы от труб тянулись вверх и таяли в вышине, растворялись в ней. И над всем этим развернулось раздольное небо. Где-то вдалеке урчал деловито невидимый трактор. И оттого, что Марфа Захаровна услышала этот трактор, ощути­ ла над собой распластанную глубину и необъятность неба, оттого, что она увидела сизые облачка деревенских дымов, ей живо припомнилось, как на этом самом поле садила она в войну, весной тысяча девятьсот сорок второго года, с другими деревен­ скими бабами картошку. Тут был целик. Вот Никифор Рассолов и удумал дополнительную землю обра­ ботать. Ну, прошелся трактор дэтэшка с двухлемешным плугом по кромке поля, наворочал пластов да и сломался. Земля хорошая, да не паханная, не бороненная. Трактор-то на ходу один был. Старенький, ломался без конца. Запчастей нет. Тракто­ ристка Нюрка Соболева извелась с ним вся. Пока заведет его да тронет, все печенки ему проматерит. И плакала сколько раз, корила его: — Что же ты, сибулонец такой, вытворяешь? Что же я тебя, подлеца, кажин день чинить должна? Души в тебе нет, железяка ты ржавая. А он-то что, виноват, что ли? Спасибо еще, что хоть так работал. Вот тогда и пришел в их звено председатель, Никифор Рассолов, со штыковой лопатой. Собрал баб в кружок и говорит: — Давайте, бабоньки, как-нибудь лопатами копать. Ждать, когда трактор отре­ монтируют, нет времени. А и отремонтируют, так нет лишней горючки. — Дак что толку? — ему отвечают. — Толк осенью будет, — говорит. — Вот помяните мое слово. Я же специально целик выбрал. План выполнять, бабоньки, всеми силами выполнять надо. Хоть трес­ ни, а надо. А на старых полях тощих рази выполнишь. Фронт надо кормить. И самим чтобы с голоду не помереть. Ну, и начали копать. Неделю всей деревней копали. Бабы на ладонях мозоли наби­ ли кровавые в первый же день. И мука была лопату брать да тяжесть непосильную подымать и переворачивать. Однако снова брали забинтованными ладонями. И копа­ ли через силу и слезы. А потом стали садить. Каждую лунку сызнова лопатами долби­ ли. Пласт разрубленный получился вниз дерном — долбится плохо. Сверху берется немного, а дальше корни и трава — прорубать надо. Никифор Рассолов впереди шел. Как согнулся, так и не разгибался. А картошку две бабы за пятерыми копщиками бросать в лунки успевали. Сами еще и подтаскивали, сами набирали из мешков. К обеду ни рук, ни ног. Повалились вот тут в первый день на сыру землю, как кули. А Никифор лежать не дает: 108