Сибирские огни, 2004, № 7

Муравьиная куча напомнила Марфе Захаровне город. Там тоже люди жили в домах-муравейниках. Мчались в разных направлениях по тротуарам, как по тропин­ кам, обходя, обгоняя один другого. И не обращая один на другого никакого внима­ ния. И встречаясь, сталкиваясь лоб в лоб, как муравьи в муравейнике, они никак не общались между собой. Полнейшее безразличие отражалось в их глазах. В городе все были чужими, не интересными, не нужными друг другу, кроме нескольких знакомых, друзей и родственников. Ничья судьба не интересовала других людей. Разве что несчастный случай собирал жителей города в большую толпу рото­ зеев, которая, узнав, в чем тут дело, сразу равнодушно разбегалась в разные сторо­ ны, дабы не попасть в свидетели. Поев, Марфа Захаровна завязала бутылку в платок, легла поодаль от пня на сухую теплую траву, блаженно вытянула гудящие от ходьбы ноги и в который раз за день вспомнила про Юрочку. Как он там, дитенок родимый? Измучился, поди. Она видела в жизни ожоги несколько раз. Сама обжигалась. Но Юрочка опалился сильно. И она представляла, прикрыв отяжелевшие веки, сизые волдыри на его таком род­ ном, таком знакомом ей тельце. Сколько раз она мыла его в ванне, одевала его. Знала, что на правой ручке, повыше локтя, у него сидят две родинки, близко, как две подружки, одна от другой. А на левой ноге шрамик от гвоздя. Это он через палисадник лазил да зацепился за штакетину. На голове у Юрочки две макушки. Мылишь их мылом, а они в коротких волосенках выступают. Она всегда говорила ему: «Ишь ты, какой двухмакушечный. Наверно шибко счастливый будешь». Юрочка в ответ смеялся. Веселый мальчик, жизнерадостный. Худенький, правда, слабенький, ел плохо. «Кабы в деревне рос, на воздухе, набегался бы, сам бы просил. А тут его уговаривать надо. Ну съешь чего- нибудь ишшо, — всегда просила она, — а то ходишь весь скукоженный». — «Вы бы хоть словечки выбирали, мамаша, — резко бросала ей недовольная Альбина, — говорите на каком-то папуасском языке — скукоженный. В городе живете, прислу­ шиваться к членораздельной речи надо». — « Я и так прислушиваюсь, — возражала задетая за живое Марфа Захаровна, — что мне теперя не говорить ничего?» Альби­ на морщилась и отходила прочь: «Нет, на это надо терпение иметь». Марфа Захаров­ на понимала по-своему: «Выживает». Так оно и было. Альбина выживала мать. Она придиралась к словам, которые по-простонародному, по-деревенски произносила мать. И что сделает Марфа Заха­ ровна — все не так. Раньше и стирала и гладила хорошо, пока Юрочка был малень­ кий. А теперь, наверно, разучилась. Мать видела со стороны Альбины нескрываемую неприязнь, а временами и открытую враждебность. Особенно, когда Николая не было дома. Тогда она разгова­ ривала с Марфой Захаровной крайне резко, грубила, позволяла себе откровенно высказывать мысли вслух: «Долго ты тут будешь болтаться, старуха?» — «Ты же сама звала», — отвечала Марфа Захаровна. — «Звала, а теперь ты мне больше не нужна». Марфа Захаровна думала: «Вот ведь змея! Уж я ли для тебя не старалась? И с дитем водилась. И продукты в деревне собирала. Все для тебя. Только чтоб сыну с тобой хорошо жилось, да мне возле вас под старость пригреться. Пригрелась. Как только дитя подняла, так и... Ну, ладно. Господь тебе судья». Незаметно для себя Марфа Захаровна задремала недолгой старческой дремо­ той. Очнулась она от чьих-то тяжелых шагов. Она открыла глаза и увидела совсем недалеко от себя огромного лося. Великан шел к ней, опустив голову с крупными ветвистыми рогами. Не доходя до нее не­ сколько метров, лось остановился, шумно втянул затрепыхавшими ноздрями воздух, настороженно посмотрел на Марфу Захаровну. — Матушки-святы, страхи-то какие, — в ужасе прошептала она, обмерла, даже сердце у нее захолонуло. Приподнялась, села на траву. Сытый, довольный лось, не чуя опасности от этого тщедушного существа, по­ вернулся и спокойно пошел дальше в березняк. — Слава тебе, Господи! Пронесло. Говорили люди, зверя нет. А зверь эвон тут как тут, матерый. Дал бы один раз копытом в лоб, и поминай как звали. 107 БОРИС ФЕДОРОВ КОГДА ЦВЕТЕТ БЕЗВРЕМЕННИК