Сибирские огни, 2004, № 7

БОРИС ФЕДОРОВ КОГДА ЦВЕТЕТ БЕЗВРЕМЕННИК — Да ладно... — Чего ладно? В такой-то день... Эх, вы... — Ладно, говорю, заглохни, старая. А Никифор твой теперь не председатель. Пять лет уже как другой управляет. Отстала ты от жизни, бабка. — Все равно, и он спасибо не скажет. Марфа Захаровна повернулась и пошла. Оскорбленная, встревоженная таким невиданным в крестьянской жизни кощунством по отношению к неубранному хле­ бу. Ее душа долго не могла успокоиться. Уйдя далеко, она все еще ворчала: — Ты гляди, идолы какие! Обрадовались — председателя сменили. Зимой имя время не будет водку эту проклятую жрать. Ну, народ, окостенел совсем. Совсем совесть потеряли работнички. Нет, надо Никифору сказать. А он уж так не оставит. Он обязательно новому председателю сообщит. Да и сам не смолчит. Никифор Рассолов был родственником Марфы Захаровны по матери — двою­ родным ее братом. Стало быть, двоюродным дядей Марфы. Мужик степенный, стро­ гий и справедливый. Он пользовался среди сельчан большим уважением. Молодым парнем воевал он в партизанах. Под расстрел попадал. Стреляли в него вместе с другими партизанами, да не убили. Бок только прострелили. А председателем в кол­ хозе он был лет сорок с лишним. И в войну был председателем — на фронт его по ранению не взяли — и после войны. Сколько помнит Марфа Захаровна, ни одного другого председателя в Кривобродовке не было. До войны были, менялись, а Ники­ фор как заступил с войны, так и остался на полжизни. Он этим паразитам задаст, если узнает, хоть и не председатель теперь. Настыдит паразитов. Они у него как шелковые по деревне будут ходить. Она миновала поле, дошла до редкого осинового колка, оглянулась и увидела разъезжающиеся из кучи в разные стороны комбайны и автомобили. — Ага, испугались, оглоеды. Так вас почаще пугать надо. А то сильно осмелели, пентюхи. Больно вольными стали. Осинник она обошла стороной. И сразу за осинником начинались дальние пес­ ки. Это и не пески вовсе. Так только называются. Почва супесчаная, как говорили знающие люди, довольно твердая. Но для облепихи весьма подходящая. Разрослась она тут широко и вольготно. Ягод много виднелось невыбранных, особенно в неудо- бицах полыхали усыпанные оранжевыми ягодами ветки. Худенькая, юркая, Марфа Захаровна пролезла между стволами и принялась за дело. Она проворно работала руками. Однако брать переспелые ягоды оказалось трудно. Она стала приспосабливаться, брать только с веточек, не трогая ягоды в пазухах, у разветвлений, где они особо густо облепляли деревцо. — Не все мне, — сказала Марфа Захаровна, — пусть птицам останется на голод­ ную пору. Зимой все подберут. Медленно берется облепиха, трудно. Ягоды мелкие. Ветки защищают себя ко­ лючками, не хотят сдаваться, больно царапают кожу. Ранки щиплет, разъедает кис­ лым соком. Марфа Захаровна вроде собирала быстро, а в бидоне прибавлялось медленно. Это не огорчало ее. Вокруг было тепло, солнечно. И от этого ощущения вольной воли, от густых, ядреных запахов осени нахлынули на Марфу Захаровну щемящие душу воспоминания. Будто в такой же прозрачный день сидят они с Иваном в самый покос на охапке свежескошенной травы, отдыхают. Рядом лежит коса Ивана. Пристал он, намахался, намаялся. Марфа обед принесла. Она держит в натруженных руках маленькую поле­ вую ромашку, любуется ей, бездумно отрывает лепестки. Не гадает, а просто так. Обрывает и бросает лепестки на траву. И они белеют в зелени маленькими крапинка­ ми, блестят, как росинки на восходе солнца. Иван сидит рядом, курит «козью ножку», одной рукой обнял ее за плечи, улыбается, говорит ласково, трогательно: — Солнышко ты мое золотое, как же это я раныпе-то без тебя жил, как я только по земле ходить мог, как меня ноги носили? Она слушает, запрокинув назад голову, смотрит в его черные глаза, отвечает: — И я не знаю, как без тебя жила. — Народи мне дочку, — говорит Иван. — Нарожу. 104