Сибирские огни, 2004, № 7

— Ты что, и анекдоты собираешься рассказывать? — Обязательно, и не я одна. Среди моих знакомых найдутся великолепные мас­ тера этого жанра. — Ну, давай, валяй. Утонченность... А я бы, конечно, пельменей настряпал. Гости тоже обильно поесть хотят. А то напитки, фрукты в вазах... Мы русские. И жить надо по-русски. Собиралось общество Альбины: ее подруги по работе, их мужья, какие-то старые холостяки с лысинами и бакенбардами, читавшие стихи Пастернака и Кедрина и наме­ кавшие на отсутствие в салоне коньяка, какие-то непонятного возраста и наклоннос­ тей дамы, декольтированные, меланхоличные, с тенями вокруг глаз и в париках. Бывал у нее в гостях какой-то Михаил Лазаревич, толстый человек, который тяжело дышал и часто вытирал платком жирное лицо и такую же жирную шею. Николай не знал, как себя с ними вести, не понимал, для чего все это, о чем с ними можно разговаривать. — Какой салон? — спросил как-то Николай Альбину. — Что это такое твой салон? Альбина передернула бровями. — Салон был у Анны Павловны Шерер в романе «Война и мир» Льва Никола­ евича Толстого. Там собирались сливки общества, прирожденные потомственные князья и графы. А у тебя кто? Он укладывал Юрочку в постель, и когда тот засыпал, уходил, сказавшись заня­ тым, на улицу и долго бродил по окраине, вбирая в себя вечернюю прелесть замира­ ющего перед сном города, вспоминал свою дорогую деревню, свою Кривобродов- ку, в которую ему временами так хотелось уехать навсегда, становился печальным, грустным оттого, что это невыполнимо — у него же семья, квартира, работа. И эта светлая печаль была приятна ему, она была его и только его печалью, и никто не мог вторгнуться в нее и разрушить ее. Николай снова пришел в спальню, опять взял томик Шукшина, лег в постель, включил бра, закурил сигарету. В последнее время он игнорировал требование Аль­ бины не курить перед сном в постели. «Нельзя уступать во всем. Надоело подчи­ няться, быть подкаблучником. Надо хоть в чем-то переламывать ее властолюбие. И так слишком во многом уступил ей. Пусть проветривает, если душно». 14 Марфа Захаровна снова вышла на поле. На нем еще заканчивалась уборка хле­ ба. По дальнему концу поля ходил один комбайн, работал. Невдалеке сгрудились в кучу два комбайна и три грузовые машины. Они сползлись, как сползаются под сырую дощечку черные жуки, древесные точильщики. Комбайнеры и шоферы сидели у кромки поля на мягких сиденьях, вытащенных из кабин, пили водку и громко, пьяно разговаривали. «Ты погляди, что творят! Такой день погожий, убирай хлеб да убирай. Дак нет, имя пить надо. А пойдут дожди, слякоть развезет, спохватятся. Хлеб полеглый, мок­ рый убирать начнут. Эх, люди. — Марфа Захаровна подошла поближе. Да это же Петька Рассолов, Павла Рассолова, что в городе живет, брат. — Прочих она узнать не могла, давно не видела, да и грязные они, пыльные были. — Но это скорей всего, свои, Кривобродовские, выкобениваются. Чьи же еще. А впрочем, может, и городс­ кие помогать приехали. Помощнички. Там алкашей тожеть пруд пруди». Она не хотела связываться с пьяным мужичьем, противно ей было, да не выдержала: — Что же это вы, бессовестные оглоеды, делаете? Что же вытворяете? Времени вам больше нету, как в уборку? — Ты чего, бабка? — поднялся один, подошел к ней. — Чего залупаешься? — Я вот председателю, Никифору Рассолову, расскажу. Он вам врежет. Враз поумнеете, жеребцы оглашенные. Ишъ, удумали. А ну, расходитесь! — Ладно, не ори. Подумаешь, выпили маленько. — Ага. До песен только не дошло. Маленько... Ну, тебя-то, Петька, я узнала. А про других ты сам расскажешь. « К X X м 2 и со го ш из н ш ни и X < о со о Си О Ч ш Ѳ и К Си О да 103