Сибирские огни, 2004, № 6

— Лавр, ты, что ли? — спросил Георгий Николаевич, и от этого вопроса ему стало жутко вдвойне. Он осознавал, что этот вопрос бессмыслен, но понимал, что обязан задать его. — Да, я, — услышал он. «Что ты тут делаешь?» — подумал Георгий, и то ли услышал, то ли ему показа­ лось, как Лавр ответил: — То же, что и ты. Ничего. Любимое мое занятие, — и повторил слова, которые произнес двадцать два года назад: — Я, Жорж, скучаю. Эту роскошь могут позволить себе, увы, немногие. Я не могу, с унынием подумал Суворов. У меня на это совершенно нет време­ ни. Я трачу его, Бог знает на что. Минуты не могу побыть с собой наедине. Вот разве что здесь, на этом сундуке, как на развалинах разрушенной, но еще не забытой культуры. — Скучать можно лишь на празднике мыслей, — звучал голос Лавра. — На его пике. Когда скучаешь, столько рождается поэтических строк. Я, признаться, запутал­ ся: что первично, скука или вдохновение? Столько лет выкинул на то, чтобы прожить эти несколько минут в блаженстве. И мне совсем не жаль их. Минута больше года, когда в ней только ты, и никого больше. — Лавр, я хочу увидеть тебя! — Я тоже. Ограничимся нашим обоюдным желанием. — Ты невидим? Что молчишь?.. Лавр! — Без истерик, прошу тебя. Это моветон. — Ты не ответил мне. Ты не хочешь мне отвечать? — Жорж, ты с годами стал скучен. Не самое лучшее качество в том, кто любит скучать. — С чего ты взял, что я люблю скучать? — С чего? Не смеши меня, Жорж. Ты сам только что сказал об этом. — Я? — Суворов услышал, как он кричит во все горло: — Я? — и ему стало страшно. В окне плыла луна, очень похожая на ту, что плыла тогда... И как это— турецкий месяц буквально на глазах превращается в испанскую или японскую луну? Он встал с сундука (сундук хрипнул: ж-жа-аль) и вышел из комнаты. Сразу же услышал разные звуки, не имеющие ни к ночи, ни к тому, что только что померещи­ лось ему, никакого отношения. Звуков было много, много, как мыслей, отчего в них только терялся. — Георгий, что случилось? Что ты кричишь? Фу, ты меня до смерти напугал! XL В сорок седьмом году Суворов на полгода уехал в экспедицию, и Надежде Алек­ сеевне с сыном пришлось несладко. Шел второй год аспирантуры, надо было допи­ сывать вторую, начинать третью главу, заниматься, хоть и номинально, хозяйством, много времени уделять Николеньке, который, как нарочно, хворал все это время. Денег Георгий Николаевич оставил достаточно, но на исходе первого месяца в трам­ вае ей порезали сумочку и вытащили кошелек. Тетя Глаша с каждым днем слабела и не могла уже управляться с хозяйством. Приехала ее дочь и забрала с собой. Надежда Алексеевна хотела даже подыскать домработницу, но денег осталось в обрез только на самое необходимое. Пересчитав оставшиеся деньги, поделила их на оставшиеся дни. Величина суточного довольствия устремилась к нулю. Ежедневно готовить еду, даже сварить элементарный суп, было некогда, и Надежда часто вспоминала мать, как та успевала, без лишней суеты и показухи, вести дом и самой выглядеть на за­ висть опрятно и привлекательно. А ведь она еще очень много читала и музицирова­ ла, рисовала, ходила в театр и на концерты. Из своего детства Николай очень хорошо запомнил эти полгода, в которые он каждый день ждал возвращения отца, и они с матерью были близки, как никогда. Мать все время была рядом (когда она занималась своей диссертацией?), хотя и психовала по любому поводу, чего никогда не позволяла себе в присутствии отца. Когда денег оставалось на несколько пирожков с ливером, тогда и наступали золотые минуты в жизни. Да, они были поистине золотыми, так как тогда происходил семейный совет, на котором по-взрослому решалось, шесть пирожков купить к ужи­ ВИОРЭЛЬ ЛОМОВ АРХИВ