Сибирские огни, 2004, № 6

ВИОРЭЛЬ ЛОМОВ ЖМ АРХИВ светлый и радостный. Георгий Николаевич даже погляделся в зеркальце. Представил на миг фотографию, на которой он и Ирина смотрят в объектив фотоаппарата, а во взгляде их душевное спокойствие и чистота. Отношения между ними неминуемо развивались таким образом, что рано или поздно должны были соединить их в одну семью. Мы как два поезда на мосту, подумал вдруг Суворов. То ли догоняем друг друга, то ли летим навстречу. Послышался стук в дверь. Зашла Надя. — Можно? Я, Георгий Николаевич, на минутку. Я не помешаю вам? — Ты не мешаешь мне, — Суворов прошел к столу. — Хочешь посидеть за моим столом? — Хочу, — Надя плюхнулась на стул, положила локти на стол и важно надула щеки. — Я тоже когда-нибудь буду сидеть вот так! — Воображаю, сколько важности в тебе будет к тому времени, — улыбнулся Суворов. — Георгий Николаевич, не женитесь на моей маме, — неожиданно сказала девочка. — Что? — Не женитесь на моей маме. — Почему?.. С чего ты взяла, что я собираюсь жениться на ней? — Я же вижу. Обещайте мне, поклянитесь, что не поженитесь! — Надя, девочка моя, что с тобой? — Я не знаю, — Надя заплакала. — Я не знаю, что со мной, вы только не жени­ тесь на маме! — Да с чего ты взяла, что мы собрались с ней жениться? Это тебе мама сказала? — Нет,— девочка помотала головой, — она ничего не говорила мне. Но я знаю! — Я тоже много чего знаю, — сказал Суворов, — так и что? Вся жизнь это сплошное «знаю», а живешь, не зная как. — Но это же грех! — Что? Суворов был поражен словами девочки. Видимо, он не заметил, как пришла пора ее мудрости. Странно, он всегда считал ее развитой не по годам, но все-таки более приземленной, чем витающей в эмпиреях. Нет, это даже смешно, сопоставить Надю и эмпиреи. — Все-таки я хотел бы получить от тебя четкий ответ. Пойми, это очень важно для меня. Почему ты, во-первых, уверена, что мы с твоей мамой поженимся? А во- вторых, допустим, это так, почему нам нельзя этого сделать? Видишь ли, Надя, жизнь людей строится на неких логических основаниях. Как вот эти мосты на сваях или на быках, — он указал на мост ажурной конструкции на развороте альбома. Девочка молчала. Суворов глянул ей в лицо. Оно было исполнено невыносимо­ го страдания. Несколько слезинок упали на ажурный мост, и, казалось, прожгли ме­ талл насквозь. — Извини, — пробормотал Георгий Николаевич. — Я, кажется, идиот. Он понял, что не сможет принести этой девочке ни грамма нравственного стра­ дания, не совсем понятного ему, но в бытие которого он безоговорочно поверил: — Успокойся, я не женюсь. Клянусь тебе. С утра Георгий Николаевич был сильно раздражен. Дела буксовали, здоровье тоже было так себе, а тут еще этот Глотов. Вряд ли ему хватит премии. Третий день Суворов не мог выспаться. Просыпался в три часа ночи и глядел на потолок, который в этот час был похож на все, что угодно, только не на беленый потолок. На него непонятно откуда проецировалась скрытая от дня ночная жизнь. Ползали лишенные контуров тени, переливались оттенки неуловимых цветов. Но это не успокаивало, а напротив, лишало последнего сна. На следующий день (было воскресенье) Георгий Николаевич встал ни свет ни заря, попил чаю с булкой и вышел из дома. Когда солнце пригрело плечи, понял, что идет на запад, в сторону Перфиловки. Причем отмахал уже прилично, не обращая внимания на то, что творится вокруг. Попытался вспомнить, о чем думал все это вре­ мя, и не вспомнил. Сел на пригорке и понял, что им движет злость и желание разделать­ ся с архивом. Да, мысль его, единственная, неотвязная, была именно об архиве. Георгий Николаевич огляделся. Перед ним был роскошный луг, на котором каж­ дая точка пространства была наполнена жизнью и смыслом. И все было красиво и