Сибирские огни, 2004, № 6

Барышни взвизгнули и запрыгали в восторге по комнате. — Жорж, учись! — воскликнул Залесский. Георгий в детстве любил читать Плутарха. Потом его стали больше привлекать биографии не полководцев и политических деятелей, а ученых и деятелей искусства. Его всегда интересовало, что чувствовали в повседневной жизни Ломоносов, Лео­ нардо да Винчи, Ньютон. Вряд ли при жизни они осознавали, что их имена потомки л свяжут со странами, эпохами. Мучаясь в сомнениях, страдая от множества мелочей « и людей, не стоящих их мизинца, они не задумывались, наверное, о том, что их спустя ' века будут воспринимать как-то по-другому. Они не думали о том, что их внешний облик, с которым они соотносили разве что свое здоровье да успех у женщин, станут соотносить с высотой полета творческого духа и гения. Скорее всего, себя они вос­ принимали через призму ежедневной суеты и видели себя глазами окружающих обывателей. Что ж, это достаточное основание для того, чтобы я мог причислить себя к выдающимся представителям человеческой породы, думал Суворов. Во вся­ ком случае, суеты в моей жизни и нелепостей хоть отбавляй. Так, на сегодня трудов хватит. Знаний от них все равно уже не прибудет. Знания — свидетельство их ненуж­ ности. Люди все равно кормятся фактами с чужих полей. Суворов, сколько помнил себя, всегда мечтал о железной дороге. Для него она была воплощением мощи государства, мощи человеческого разума, мощи челове­ ческих рук, эдаким волшебным мечом-кладенцом, побеждающим любое зло. Же­ лезная дорога рубила плоть страны на части только затем, чтобы их соединить. Она надевала на мятежное тело России смирительную рубашку из тысячеверстной ста­ ли, потому что Россия только так могла защитить самою себя. Железная дорога при­ бивала страну к кресту из шпал и рельсов только для того, чтобы она воскресла в новом качестве. Она соединяла восток с западом, север с югом, она была сердцем всех четырех сторон света. Она была не просто грейдером иль трактом, она была «Императорской железной дорогой». В «серебряном» начале нового, как думалось, золотого двадцатого века, она должна была стать той железной основой государ­ ственности, с которой свернуть Россию ни у кого не хватит сил. Когда Георгий в пять лет впервые увидел, как по насыпи вдали, упруго выгиба­ ясь дугой, мчит поезд, а за паровозом из трубы рвется и бьется на ветру, как кисточка жестких волос, черный дым, он нутром почуял, а понял уже много позже, что встре­ тил свою первую и неизменную на всю жизнь любовь. Морской корабль, который он увидел раньше паровоза, не рождал у него ощущение упругой злости, несущейся к цели, как стрела, которое возникало у него при взгляде на летящий по рельсам состав. Как бешено крутятся его колеса, как энергично работает он локтями, как жарко дышит его грудь! Любо посмотреть. Георгий любовался им, гордился им, как былинным богатырем. На Суворова не произвел впечатления даже аэроплан: поду­ маешь, летит. А где мощь? Ничего не было странного в том, что Георгий решил стать инженером-путейцем. Георгий Николаевич сидел за столом и просматривал альбомы железнодорож­ ных мостов. Мосты была его особая, тайная страсть. Когда он видел мост над рекой или над пропастью, его охватывало нешуточное волнение. Особенно сильно дей­ ствовал на его воображение мост в тумане, коего второй конец был совершенно не виден, а сам мост терялся, таял в белом воздухе, как красивая мелодия. Мост в этот момент превращался в допотопное чудовище, наделенное совершенной формой, прыгающее с этого берега в туман тысячелетий. Когда же по мосту шел железнодорожный состав, и мост гудел и качался, Суво­ рова охватывал двойной восторг, — от соединения двух неодушевленных предметов, двух металлических громад, в нем возникало удивительно пронзительное чувство жизни и любви. Особенно захватывал вид моста на закате дня, когда солнце выедало ему бок, и в огненно-красном провале вспыхивали и исчезали на секунду-другую вагоны проходящего поезда. Мосты придумал гений. Природа разорвала простран­ ство пропастью или водой, а человек эти два куска пространства соединил. Суворов встал, подошел к окну. А, собственно, чем моя жизнь отличается от моста? Такой же мост над бездной, соединяющий два берега, которые мне не дано ни увидеть, ни узнать. Разве что даром провидения, которого у меня нет. Спеши по нему, не спеши, но с него не сойти. А сойдешь, это катастрофа. Тут его мысли обрели земной контур, и этим контуром оказалась Ирина Аркадьевна. Контур был ВИОРЭЛЬ ЛОМОВ АРХИВ