Сибирские огни, 2004, № 6

Софья далее поведала о том, что в семейных преданиях Залесских осталась ро­ мантическая легенда о том, что заветная шкатулка по праву принадлежит им. Имен­ но это обстоятельство и привело к трагедии Лавра и Залесского. Рассказав о перипе­ тиях их взаимоотношений, она вдруг заявила: — И тут (представляете?) Залесский меня похитил! В горах это делается через дом. Сегодня четные номера похищают нечетные, завтра наоборот. Я и пикнуть не успела. Схватил в охапку, кинул на коня и умчал. Залесский затребовал у Лавра вы­ куп — шкатулку! «Я женщин не покупаю!» — отрезал Суворов. Тогда Залесский предложил карты — меня против шкатулки! Лавр согласился. Сильно нервничал, проиграл, но заметил, что Залесский передернул карты. «Ты передернул!» — вос­ кликнул он. Залесский выхватил пистолет, но Лавр успел метнуть в него кинжал, и Залесский упал с кинжалом в груди. Затем Лавр выхватил два пистолета и тремя выстрелами покончил с дружками Залесского. — Этим история не закончилась, — Софья налила себе вина и отпила глоток. — Когда мы с Лавром праздновали в кругу друзей мое освобождение, в дом ворвался Залесский. Вид его был ужасен. Левая рука на перевязи. В правой — граната. Страш­ ным голосом закричал: «На пол!» Все упали на пол. Лавр не стал сопротивляться, так как сопротивляться безумцу еще большее безумие. Вместе с Залесским забежали еще три человека. Схватили меня, потащили на улицу. Внизу был экипаж, а в нем еще два человека. Когда меня заталкивали в экипаж, из окна вылетел Лавр, стреляя на лету в моих похитителей. Двое из них упали. Залесский выстрелил в Лавра, и сам погнал лошадей. Рана Лавра оказалась смертельной. — Кто же тогда спас вас? — в один голос воскликнули заинтригованные гости. — Спас меня он, наш скромный герой Суворов. Он вылетел вслед за братом в окно. «Залесский повез Софью к себе, — успел сказать ему Лавр. — Освободи ее...» Тот дал умирающему клятву. И освободил! Вот он, а вот я. Вот так, господа. — Как же он освободил вас? — допытывались гости. — Георгий Николаевич, что же вы молчали об этом? Расскажите! Суворов вздохнул и не успел открыть рта, как Софья продолжила: — Я расскажу. Освободил он меня так. Заприметил двор, в котором на привязи были вороной жеребец и серая кобыла. Обе лошади под седлом. Как стемнело, за­ шел во двор, взял жеребца под уздцы, шепнул ему на ушко особое слово и повел со двора. Кобыла пошла следом. Из дома никто не вышел. Отойдя метров двести, вско­ чил на лошадь и поскакал к дому Залесского. Вторая лошадь не отставала. Дом был на тихой улочке. Привязал жеребца, перемахнул через забор. Собаки во дворе не было. Людей тоже никого. Забрался на второй этаж, потом на крышу. Через чердак опустился в угловую комнату. Там спал кто-то на стуле. Бесшумно скользнул мимо него. Я была в соседней комнате, перед свечой. В руках моих был костяной нож для книг, единственное мое оружие. «Это я, — сказал Суворов. — Пошли». Проскольз­ нул мимо спящего, за ним я. Спящий вдруг протянул ко мне руку. Суворов обернул­ ся и ударил его по голове рукоятью револьвера. Тот, застонав, упал ничком на пол. Мы выбрались через чердак на крышу, спустились во двор и через полчаса уже были вне опасности. В тот же день мы уехали в Петроград. Суворов удивленно взглянул на Софью. Фантазии ее потеряли всякую реаль­ ность. И почему она не называет его по имени? Софья, положив руку на руку Геор- гия, взволнованно продолжала. — Залесский с приспешниками вслед за нами прикатил в Питер. С него вот я взяла слово, что крови больше не будет, и мы тут же уехали в Москву. Залесский следом. Мы — в Тифлис. Залесский объявился и там! Тогда-то меж ними состоялась дуэль. Так называемая дуэль чести. Стрелялись на зеленой лужайке с поваленной сосной. В тот год было столько земляники! Земляничный запах, не поверите, стекал в долину. Выстрелили оба одновременно. И оба ранили друг друга, но не смертельно... Как твое плечо? Пуля прошила ему левое плечо, вот здесь. Не мучает больше? — Не мучает, -— ответил Суворов и зачем-то помял себе левое плечо. — После дуэли с Суворовым Залесский много пил, —- вздохнула Софья. — Когда ему не удалось в тот год покинуть Россию (его бросало в Австралию), он нашел себе угол, где его никто не знал, и там запил. Пил безобразно много и без разбору. Комната его потеряла жилой вид. Несколько ночей он провел в полудреме- полуяви, населенной рожами. В краткие часы между выпивкой и похмельем трясу­ щимися руками открывал шкатулку и заклинал ее вернуть меня. Закрыв шкатулку,